Взгляд Ривера выдавал множество роившихся в его голове мыслей, и я подумал, не слишком ли рано и не слишком ли многого я прошу. Пошли меня, Ривер. Вышвырни меня из своего дома, из своей жизни, раз и навсегда… Он глубоко вздохнул и вздернул подбородок.

– Во сколько?

– Что ты собираешься делать? – спросил Холден. А затем я схватил и обрушился на его губы. Его язык оказался у меня во рту, а мой – у него, и как будто что-то потерянное вернулось ко мне…

– Эй, Уитмор? Ты все еще с нами?

Я моргнул, вынырнув из туманных, горячих воспоминаний в ослепительный белый свет «Бургер-Барна». В субботу в семь вечера в ресторане стоял шум голосов и десятков разговоров, шипения и шкворчания мяса на гриле.

Ченс, Майки, Донти и я лениво развалились в кабинке, рассчитанной на восемь человек. Корзинки с картошкой фри и гамбургерами были расставлены между высокими стаканами молочного коктейля.

– Чувак, что это за идиотская ухмылка? – спросил Донти. – У тебя что-то происходит, о чем мы не знаем?

Ченс оживился.

– Вот черт, серьезно? Это бы объяснило, почему ты так странно себя ведешь в последнее время.

Дерьмо.

Майки нетерпеливо подался вперед.

– Выкладывай, Уитмор. Кто она? Мы ее знаем? Хоть намекни.

Намекнуть…

Холден Пэриш, в оркестровой комнате, с его инструментом.

У меня чуть не вырвался безумный смешок, и пришлось замаскировать его приступом кашля. Я потянулся за водой.

– Не понимаю, о чем вы говорите.

– Ты в этом уверен? – спросил Донти. – Минуту назад ты выглядел так, словно готов погонять лысого прямо здесь, под столом.

– Да пошел ты, – огрызнулся я, смеяться перехотелось. Я откинулся на спинку сиденья непринужденнее некуда и заставил себя произнести эти слова:

– Никого нет.

– А я говорю – хрень собачья! – воскликнул Ченс достаточно громко, чтобы мамаша за соседним столом бросила на него осуждающий взгляд. – Что-то происходит. И уже довольно давно.

– По крайней мере с Осеннего бала точно, – заметил Донти. – Может быть, раньше. На вечеринке…

Он наблюдал за мной острым темным взглядом. Донти был умнее двух других тупиц, и я проклинал себя за то, что вел себя так беспечно.

– Ага, с Осеннего бала, – поддакнул Ченс. – Когда наш Король бросил Королеву на глазах у всей школы. Я все еще никак не переварю эту хрень.

Майки кивнул.

– Эпично было.

– Повторяю в последний раз, мать вашу, на Осеннем балу ничего не произошло, – прорычал я. – Просто не был к нему готов.

Очень легко солгать и сказать, что мама плохо себя чувствовала, но я не собирался быть полным подонком и прикрывать ею собственную трусость.

– Ты уверен, что не припрятал от нас какую-нибудь интрижку?

– Ради всего святого. – Я заскрежетал зубами. – Никого нет.

В живот как будто кирпич положили. Сальные шуточки моих друзей были подобны ведрам с холодной водой, напоминая мне о том, что есть настоящая жизнь, а есть всего лишь тайм-ауты.

– Может, у тебя яйца посинели? – с серьезным видом заявил Майки. – Это реальный медицинский случай. – Его улыбка стала масляной. – Во всяком случае, я всегда так говорю своим девочкам.

– И как, работает? – поинтересовался Ченс.