И подтягивает к себе громоздкий чемодан. Так значит, девушка здесь не с коротким визитом. Интересно, зачем? И надолго ли?
— Что ты здесь делаешь? — Спрашиваю я.
И делаю вдох. Всё то время, пока мы пялились друг на друга, я не дышал.
Проходит несколько тягостных секунд прежде, чем она отвечает:
— Ты не брал трубку…
— Я работал. — Сухо отвечаю я.
И мы снова молчим. Полина поджимает губы.
Мы оба знаем, что я во всё виноват. Всё из-за моей работы. Она единственная, кому я оставался верен все эти годы.
— Нельзя столько пахать, пожалей своё здоровье. — Тихо произносит девушка.
«И зачем оно мне?»
— Практика в клинике — всё, что у меня осталось. — Говорю я.
— Так ты всё ещё винишь себя? — Её взгляд пронзает меня насквозь.
Меня бьёт озноб.
— Зачем ты приехала, Полина?
— Я… я… — Девушка пожимает плечами. — Я просто хотела убедиться, что у тебя всё хорошо…
— У меня всё хорошо, — я обхожу её и отпираю дверь, — проходи.
Дрожащей рукой задеваю выключатель, и в квартире зажигается свет. «Вот сейчас она тоже увидит» — проносится в моей голове. Но ничего не происходит, это так не работает.
Полина входит, встаскивает чемодан, снимает обувь, куртку и проходит в пустую гостиную. В ней никого. Вся квартира тиха, мертва и дышит запустением.
Девушка оборачивается, и у меня перехватывает дыхание. Они слишком похожи: взгляд, осанка, та же ласковая улыбка. Только волосы у неё другие — орехово-рыжие, убранные в короткий хвостик на затылке, а Аня всегда носила длинные, распущенные. Только это обстоятельство помогает мне сейчас восстановить дыхание. «Это не она. Не она».
— Мне негде ночевать. — Объясняет Полина. — Можно останусь сегодня у тебя?
— Конечно. — Киваю я.
— Тогда я лягу здесь, на диване.
Я снова киваю и отворачиваюсь.
Неспешно раздеваюсь, прохожу на кухню, ставлю чайник, мою кружки. Слышу, как скрипит дверь в детской комнате. «Нужно смазать петли».
Зажмуриваюсь, когда представляю, как Полина оглядывает пустую спальню, пустую кроватку и нетронутые игрушки, расставленные на полках. Стискиваю зубы и стараюсь дышать ровно.
— Как ты справляешься? — Её голос заставляет меня вздрогнуть.
— Я… не знаю. — Признаюсь я.
Выключаю кран и оборачиваюсь.
— Она тебе снится? — Спрашивает Полина. — Снится, да?
Её губы дрожат, глаза наполнены слезами.
— Да. — Вру я.
На самом деле, не снится. Я просто вижу её каждый день. Их обоих вижу.
— Мне тоже. — Всхлипывает девушка. — Господи, Вадик, как ты это выдерживаешь?!
И бросается ко мне.
Утыкается носом в грудь и плачет.
— Прости, я даже не представляю, каково это. Мне так их не хватает! Так не хватает! Как ты вообще живёшь?! — Рыдает она.
Полина обнимает меня, а я даже не могу обнять её в ответ. С моих пальцев течёт вода. Я осторожно прижимаю локти к её плечам и шумно вздыхаю.
Работа лишила меня семьи, а теперь она же и помогает выжить. Как признаться в этом, если мне стыдно?
— Подожди, — говорит девушка, отрываясь от моей груди, — давай, я сама сейчас всё сделаю.
Смахнув слёзы, она кидается к плите, берёт чайник, разливает чай по кружкам. Приносит из своего чемодана пирог, закуски, какие-то соленья, деловито раскладывает на столе, нарезает и, потупив взор, бормочет: