— Начну с того, что мне от тебя ничего не нужно. — Уверяю я.

— Уже хорошо. — Усмехается Дубровский.

Но по его напряжённому лицу не скажешь, что он поверил.

— Ребёнка я решила оставить, но предупрежу сразу, — мне приходится повысить тон, чтобы он не успел возмутиться, — я не собираюсь ничего просить у тебя, каким-то образом привлекать тебя к его воспитанию, и прочее-прочее. Это только мой ребёнок, и только моё дело. Мы исчезнем из твоей жизни и больше никогда не побеспокоим, можешь даже не волноваться.

— Тогда зачем ты пришла? — Никита выглядит обескураженным и по-прежнему ждёт подвоха.

— В данный момент моя начальница требует интервью с тобой и с Нелли, а мне нужно сохранить работу.

— Ещё одно интервью?

— Да. — Мои губы дрожат в кривой ухмылке. — О вашей «истории любви». Алла Денисовна очень хочет эксклюзив.

— Исключено. — Твёрдо говорит Дубровский. — Мы с Нелли не собираемся афишировать наши отношения. Пока, по крайней мере.

Я дрожу от его близости.

Тот же аромат парфюма, та же лёгкая небритость на щеках, тот же нервно дёргающийся кадык — всё такое знакомое, привычное, но меня терзает не ностальгия: этот человек мне теперь противен буквально до изнеможения. Меня выворачивает от отвращения, которое я к нему испытываю.

Не зря говорят про «от любви до ненависти всего один шаг» — сейчас я понимаю это, как никогда.

— Тебе придётся согласиться. — Шепчу я. И киваю в знак подтверждения своих слов. — Придётся.

— С чего бы? — С усмешкой спрашивает он.

— Мы запишем это интервью, расскажем стране о ваших высоких и искренних отношениях, Никита. Мы сделаем так, что все будут плакать от умиления и радоваться, что вы нашли друг друга. Мы отснимем такие кадры, которые людям захочется поставить в рамку! Ты станешь новым романтическим героем, Дубровский, и всё благодаря мне.

— Ты чего несёшь, Кукушкина? Головой поехала? — Его лицо затягивает раздражением.

— Мы сделаем это, Никит. — Обещаю я. — А если нет… — Пожимаю плечами. — Вся страна услышит историю о том, как ты запудрил мне мозги, как целый год клялся в любви, а затем бросил — беременную. Просто вышвырнул из дома, как какую-то собаку! На улицу!

— Я не клялся тебе в любви! Ты что несёшь?! — Дубровский наваливается и буквально вжимает меня в стену. — Ты что задумала, дура?

Удивительно, но его грубость забирает мой страх. Я больше не боюсь ни его слов, ни его сильных рук.

— Следующий номер «Manner» выйдет с заголовком «Поматросил и бросил: талантливый актёр, мечта миллионов, оказался настоящим подлецом». Как тебе? — Улыбаюсь я. — Я в красках распишу, как ты разбил моё сердце и выкинул на улицу. А ведь у меня под сердцем твой малыш… М-м-м, чувствую успех!

Никита делает резкий выпад и пытается ухватить меня за шею, но я успеваю увернуться и оттолкнуть его от себя. Андрей бросается к нам, но Дубровский останавливает его жестом.

— Нет! — Затем поворачивается ко мне и, тяжело дыша, произносит: — Тебе никто не поверит…

— Да? Разве? — Усмехаюсь я, гордо задирая подбородок.

Моё бедное сердце рвётся из груди от волнения.

— У меня полно сумасшедших поклонниц! — Рычит он, забывая о том, что нужно говорить тише. — Если каждая из них придёт и скажет что-то подобное, думаешь, им поверят?