— Я тоже… надеюсь… — Почти шепчут мои губы. И уже громче я добавляю: — До свидания!

Девушка так красноречиво жмётся к его плечу, что я спешу отвернуться и почти бегу к своей палате, чтобы быстрее собрать вещи. Мне кажется, что там — за моей спиной, она берёт его за руку. Это было бы вполне логичным после всего увиденного.

— С каких это пор мы прогоняем пациентов? — Интересуюсь я у Люды.

Операция длилась несколько часов, она прошла успешно, но отняла у меня последние силы. Я беру кружку с кофе и понимаю, что пальцы еле удерживают её на весу.

— Прогоняем? — Девушка словно не слышит меня.

— Да, ты буквально выпроводила сейчас Кукушкину.

Я отворачиваюсь и больше не смотрю в сторону Невелиной, у меня с трудом получается сдерживать раздражение, вызванное её поведением.

— Это называется заботой, Вадим Георгиевич. — Деловито отвечает она. — Давайте налью вам молока. — Ординатор берёт из мини-холодильника коробку и подходит ко мне. Льёт её содержимое в мой кофе, не отрывая взгляда от моего лица. Если она сейчас не остановится, то молоко польётся прямо на мою обувь.

Похоже, девушка осмелела настолько, что решила перейти в наступление.

— Хватит, спасибо. — Выразительно гляжу на неё я.

Невелина расплывается в улыбке и приводит пакет в вертикальное состояние.

— Прости… — шепчет она, по-прежнему не отрывая взгляда от моего лица, и тихо добавляет: — те…

Очевидно, полагает, что полдня в операционной сблизили нас сильнее.

Сделав вид, что ничего не заметил, я отхожу со своим кофе к окну.

— Представьте, насколько тяжело провести несколько дней в замызганной больнице с чудовищными болями. — Спешно добавляет Люда. — Конечно, пациентка торопилась домой. Они же все спешат убежать отсюда, как только им дают «зеленый свет»!

Теперь она ещё и оправдывается.

Я застываю с краю от окна, за занавеской, и пью обжигающий кофе мелкими глотками. Наблюдаю, как ветер вздымает с земли желто-красные листья и красиво кружит в воздухе. Краски осени настолько сочные, что хочется достать телефон и сделать пару снимков — без какой-то определённой цели, просто, чтобы были.

— Да и вы, Вадим Георгиевич, очень устали после операции. — Добавляет Люда. Моё молчание заставляет её нервничать сильнее. — Вам нужно отдохнуть, прийти в себя. Разве пациентам это понять? Они думают только о себе: о том, что им нужно получить вашу подпись, собрать вещи и поскорее убраться отсюда. Если бы они хоть немного думали о врачах, то были бы благодарнее! Так редко сейчас увидишь кого-то с цветами и конфетами, как будто им тяжело даже просто сказать «спасибо»!

Я оборачиваюсь и смотрю на неё во все глаза.

— Мы работаем ни ради спасибо, Людмила. Мы помогаем людям, спасаем жизни.

— Да. — Спохватывается она. — Да, конечно, но…

— Это нормально, что пациенты думают только о себе, о своём здоровье. Многие из них переживают такое, что их желание сбежать отсюда и забыть происходившее, как страшный сон, становится вполне очевидным.

— Да, вы правы… — Неохотно соглашается Невелина. На её лице отображается серьёзный мыслительный процесс. Видимо, она размышляет, как исправить ситуацию. — Тяжело пришлось этой Кукушкиной, она ведь беременная.