Меня расстраивает её ответ.

Не то, чтобы я очень прикипела за эти дни к здешним порядкам, к безвкусной еде, многочисленным таблеткам и ненавистной банке для сбора мочи, но не верится, что всё закончится вот так быстро. И не нужно будет больше ждать утреннего обхода и выходить в коридор, чтобы хоть краем глаза увидеть доктора Красавина, и не нужно будет прислушиваться к звукам шагов в отделении…

От волнения моё давление должно было подняться или, наоборот, рухнуть, но Анфиса Андреевна, взглянув на прибор, довольно произносит:

— Сто двадцать на восемьдесят! Хоть сейчас в космос лети! — Встаёт и направляется к двери. И только возле выхода задерживается, чтобы добавить: — Доктор освободится часа в два. Подойди к нему и спроси, отпускает он тебя или нет.

Ожидание утомляет.

Я принимаю душ, расчесываю волосы, привожу в порядок лицо и одежду. Разум подсказывает мне, что нужно собрать вещи, но я специально не делаю этого. Не может быть, что всё закончится так стремительно: наверное, медики должны ещё понаблюдать за мной? Мало ли, что.

Около двух часов дергаю дверь его кабинета — заперто. Спрашиваю доктора в ординаторской.

— Он ещё на операции. — Отвечает мне один из врачей.

Возвращаюсь в палату. Коротаю время за чтением предыдущего выпуска «Manner» в сети. Через час снова иду к доктору в кабинет. Закрыто. Бреду к ординаторской.

— Подождите, сейчас он придёт.

Сажусь на скамеечку возле двери. Минуты тянутся мучительно долго.

Наконец, я слышу его тяжелые шаги по коридору.

Вижу, как он приближается. Лицо усталое, глаза потухшие, на коже капельки пота. Доктор без маски: он комкает в руке её и ещё какую-то цветастую хлопковую ткань — кажется, шапочку. Очевидно, многочасовая операция забрала все его силы.

— Вадим Георгиевич, — вскакиваю я.

Он замечает меня не сразу. Ему тяжело сфокусировать взгляд.

— Да? — Прищуривается Красавин.

Его плечи опущены, спина ссутулена.

Мне срочно нужно что-то сказать, но я смотрю в его глаза и не могу выдавить ни слова. Ему тяжело, ему плохо, он устал, а я тут лезу к нему со своими проблемами.

Поняв это, я вдруг ощущаю стыд.

— Я ждала вас… — Запинаясь, бормочу я. — Мне… Просто…

— Подождите меня здесь. — Отрывисто бросает он, толкает ладонью дверь и скрывается в ординаторской.

Дверь закрывается, и наступает тишина.

Я не вижу, но чувствую, как большой, крепкий доктор там, в комнатке, бессильно обрушивается на маленький диван для отдыха. Мне чудится, что я слышу его глубокое дыхание и мерное биение сердца. Представляю, как он закрывает руками лицо и молчит, чтобы не делиться ни с кем своими переживаниями.

Я тоже опускаюсь на скамейку и принимаюсь ждать. Мне жаль, что нас разделяет сейчас стена, потому что больше всего в этот момент я хочу войти, обнять его и успокоить. Пожалеть. Сама не знаю из-за чего.

— Здравствуйте, — приветствую я ординатора Невелину.

Она выходит из лифта и направляется к ординаторской. Девушка тоже выглядит уставшей и напряжённой.

— Здравствуйте. — Коротко отвечает она, даже не глядя в мою сторону.

Толкает дверь и тоже скрывается в ординаторской.