Следующие десять минут я провожу в относительной тишине, разглядывая остатки былой роскоши — свой маникюр (или то, что от него осталось) и раздумывая, не сгрызть ли мне ногти под корень, как в детстве. Очень хочется — ведь ожидание утомляет.

Медики заходят и выходят из ординаторской, а до меня никому и дела нет. Забыли, наверное.

Но ещё через минуту в проходе вдруг вырастает фигура Красавина.

— Я посмотрел ваши анализы. Вот выписной эпикриз, вот назначения и рекомендации, там всё расписано. — Он протягивает мне бумаги.

— Спасибо. — Тихо произношу я, принимая их.

Неужели, это всё?

— Я не успел посмотреть вас сегодня лично, но, думаю, мои коллеги вполне компетентны. Как вы себя чувствуете? Есть какие-то жалобы?

Я медленно поднимаю на него взгляд. Мне жаль, что всё заканчивается вот так — мы не можем даже нормально поговорить, стоим в коридоре, мимо ходят медики и пациенты стационара, и вообще всё как-то впопыхах.

— Нет. Всё прекрасно, спасибо вам. — Говорю я и разочарованно поджимаю губы. — Значит, я… могу ехать домой?

— Не смею вас дольше задерживать. — Кивает он.

Его лицо выглядит напряжённым, кадык нервно дёргается. Если бы не наше «свидание» на крыше, я бы развернулась и просто ушла. Но сейчас не могу, всё не может закончиться вот так.

— Ах, да. — Он погружает руку в карман своего халата, достает небольшой пакетик и протягивает мне: — Это ваше.

Пакет с одной стороны бумажный, с другой у него прозрачная вставка, и я вижу через неё камешек размером с бусину, только с причудливыми, острыми краями. Она похожа на крохотного ёжика из камня.

— О-о… — Вздыхаю я, принимая пакет и продолжая разглядывать в нём чудище, которое не давало мне спать несколько суток. Ночью мне не удалось разглядеть его, как следует, а теперь увиденное меня просто потрясает. — И кто это? Мальчик или девочка? — Усмехаюсь я.

Потому, что произвести на свет это чудо было раздирающе, ошеломляюще и просто невыносимо больно. Сомневаюсь, что даже роды смогут превзойти по шкале боли изгнание из меня этого маленького террориста.

— Главное, что здоровенький. — Вымученно улыбается мне доктор.

И я снова отмечаю: красивее этой улыбки я ещё ничего не видела. Не зря, она действует на пациентов точно обезболивающее.

— Тогда оставьте на память. — Говорю я, возвращая ему пакетик. — Пригодится для коллекции.

Он усмехается, но так ничего и не произносит.

— Вы уже выписываетесь? — Заставляет меня вздрогнуть голос Людмилы, которая внезапно выходит из ординаторской и появляется из-за его плеча.

Зыбкая романтика момента умирает в зачатке, рассеивается пылью и оседает розовой пеленой в воздухе. Мне снова становится трудно дышать.

— Да, спасибо. — Я прижимаю выписные бумаги к груди.

Доктор прячет пакетик в карман и расправляет плечи. Выражение его лица вновь обретает серьёзное выражение.

— Ну, тогда всего доброго! — Широко улыбается ординатор. — Надеюсь, больше не вернётесь к нам!

Звучит очень вежливо, но я ощущаю это так, будто меня прогоняют.

Сказав это, Людмила поднимает взгляд на Красавина и одаривает его обворожительной улыбкой. Точно также сияли её глаза, когда мы говорили о Никите.