Держаться поблизости оказалось нетрудно: в замшевых сапогах на низком толстом каблуке женщина шла медленнее других прохожих. Чувствовалось, что она не местная: нажимала кнопку на каждом перекрестке, хотя все знают – это бесполезно. Мне казалось, я буду нервничать из-за того, что занимаюсь таким скользким делом, но преследовать ее было как идти за ребенком, едва научившимся ходить. Перед светофором она позвонила по телефону (я в это время стояла в паре метров), прибавила шаг, чтобы успеть на зеленый, а через полквартала вошла в хорошо мне знакомый книжный магазинчик с резными стеллажами и люстрами из матового стекла.

Я дважды перечитала табличку на двери – по средам магазин закрывался в шесть (у меня даже осталось смутное воспоминание об этом), – тем не менее внутри горел свет. В стеклах отражался свет уличных фонарей. Я подошла к витрине вплотную. Там собралось сорок или пятьдесят человек, все женщины. Пуховики и куртки брошены на скамейке, на столе – вино и башня из кексов, любезно предоставленных соседней пекарней. Вроде бы контроля на входе незаметно – не спрашивают ни имен, ни билетов. Я ожидала увидеть объявление о творческом вечере и стопки книг для автограф-сессии, но, кажется, здесь что-то другое. Большинство женщин моложе меня, многие в таких же сапогах, как у нее, – в этом дорогом районе полно бутиков, битком набитых одинаковыми вещами. У двух женщин, стоящих ближе к витрине, на груди висели младенцы в слингах. Во время беседы мамочки ритмично покачивались из стороны в сторону; я хорошо помнила это тиканье внутреннего метронома, не покидающее тебя, пока ты ощущаешь вес своего ребенка.

Та женщина стояла в глубине зала и поправляла прическу. К ней приблизилась высокая блондинка, положила руку на плечо, привлекая внимание. Они обнялись. У нее светлая кожа, большие глаза (слишком много туши), чувственный рот, растянутый в улыбке. Она о чем-то вспомнила, порылась в сумке и вручила подруге нечто серое и вязаное. Та прижала подарок к груди и рассыпалась в благодарностях. К ним подошла третья женщина и принесла вина.

Зал постепенно заполнялся. Вскоре я потеряла ее из виду. У меня упало сердце: мне требовалось больше информации. По идее, не следовало заявляться туда – скорее всего, она знает, как я выгляжу, наверняка видела на фотографии, – однако я решительно открыла дверь, зашла внутрь и положила пальто в общую кучу.

– Вы, случайно, не в курсе, где организатор этой… вечеринки? – негромко справилась я у кассирши, запирающей кассу.

– Это не вечеринка, а встреча клуба молодых мам. Они собираются здесь каждую неделю. Иногда приглашают кого-нибудь выступить с докладом, представители брендов дарят им детские вещи. Мы сдаем им помещение.

– То есть все эти женщины недавно родили?

– Ну, наверное, наличие ребенка не обязательно, просто бездетным тут делать особо нечего. – Кассирша попрощалась и удалилась в подсобное помещение с мешком денег. Я огляделась, прислушалась к гулу женских голосов, обсуждающих вечные материнские проблемы – как приучить к ночному сну, когда вводить прикорм, что лучше – комбинезончик на молнии или на кнопках, сколько ждать очереди в детский сад. Я плеснула вина в пластиковый стаканчик, неторопливо проследовала в противоположный угол зала, стараясь держаться так, чтобы она меня не заметила, и уткнулась в телефон, надеясь, что никто не станет со мной разговаривать. Она рассказывала какую-то историю, помахивала свободной рукой, будто подражая крыльям бабочки. Две другие женщины кивнули, одна из них картинно закатила глаза, и все трое расхохотались. Я заметила, что она часто прикасается к людям, – трогает за руки, за плечи, обнимает за талию. Ей явно нравится демонстрировать свои чувства. Ты тоже постоянно старался нащупать ступней мою ступню под одеялом, потереться о мои икры, ощутить мое тепло, а я всегда отодвигалась. С каждым разом все дальше и дальше.