Я должен был провести допрос.

– Что бы ни говорил синедрион, я всегда считал, что твой Иисус был человеком прямым, справедливым и искренним. Он никогда не хотел никого обманывать, даже если обманывался сам. И почему же ты, ты…

– Значит, и ты, Пилат, воспринял свет его слова?

Ненавижу эту еврейскую риторику, эти напыщенные образы, плоды их туманной мысли. Я вернул мальчишку на землю:

– Нет. Просто я получил греческое образование, и мне по-прежнему любопытны мудрецы.

– Но Иисус не был мудрецом!

– Был, но мудрецом неловким, упрямым мудрецом, как Сократ, который умер потому, что не хотел оправдываться.

– Иисус не был мудрецом!

Юноша замкнулся. Я думал, что польщу ему, сделав невероятный комплимент, сравнив его учителя с Сократом, но мои слова не сблизили нас, мои слова воздвигли меж нами стену молчания.

– Почему ты притворялся Иисусом?

Он недоуменно смотрел на меня. Он был по-настоящему удивлен. Я начал верить, что люди принимали Иоанна за Иисуса, а он сам даже не подозревал об этом.

– Иоанн, послушай меня. У тебя всегда было отдаленное сходство с Иисусом, и ты, чтобы подчеркнуть его, отпустил бороду. Прекрасная мысль. Ты зачернил веки углем, чтобы состарить себя. Ты прячешься под капюшоном, прекрасно подражаешь его голосу, а когда считаешь, что твой собеседник готов принять тебя за него, ты в полумраке на несколько мгновений приоткрываешь лицо.

Иоанн расхохотался:

– Я отрастил бороду не для того, чтобы походить на Иисуса, а чтобы обмануть бдительность твоих людей. Ты запретил нам, всем ученикам, возвращаться в Иерусалим. Но я знал, что здесь произойдет много важных событий. Я нарушил твой запрет и решил изменить внешность. Капюшон служил для той же цели. Да, я прячусь, да, я выхожу лишь по ночам, но я вовсе не выдаю себя за Иисуса.

– А почему ты шел к его матери?

– Иисус очень любил мать, и я был уверен, что он придет к ней с радостной вестью. Мне хотелось быть там, сидеть в уголке и присутствовать при его появлении.

Этот парнишка ставил меня в тупик. Он яро верил во все, что говорил, и выглядел неспособным на обман.

– Умоляю тебя, Пилат, позволь мне отправиться к Марии. Я не хочу пропустить этого мгновения.

Он схватил меня за руки, а во взгляде его была мольба:

– Я нарушил твой приказ, я тайно пришел в Иерусалим, можешь за это наказать меня, но позже, Пилат, позже. Я проведу в тюрьме столько времени, сколько ты пожелаешь. Можешь даже распять меня, мне все равно, лишь бы лицезреть Иисуса. Разреши мне дождаться его у Марии.

Я отступил, и Иоанн отпустил меня. Он в отчаянии рухнул на пол.

Поскольку мальчишка не врал, я должен был проверить справедливость своей гипотезы: он был не сознательным мистификатором, а мистификатором невольным.

– Ты отрицаешь, что выдавал себя за Иисуса?

– Конечно.

– Ты недавно встречался с Саломеей, дочерью Ирода?

– Да.

– А с Марией из Магдалы?

– Да.

– А с двумя паломниками из Эммауса?

– Конечно.

Он признавался. Он не видел в тех встречах никакого обмана. Он не подозревал о своем воздействии на людей.

– И что ты думаешь об их рассказах?

– Я завидую. Пилат! Умоляю тебя, позволь мне дождаться Иисуса у его матери. Мне не нужно видеть его собственными глазами, чтобы поверить в воскресение, но я буду так счастлив вновь обрести учителя. Отпусти меня. Обещаю тебе сдаться, как только увижу Иисуса. Отпусти меня.