А вот слегла именно она. Усмехнулась: «Дряхлое дерево долго усыхает и долго скрипит. А вот крепкое…»

Диагноз свой поняла сразу. Заглянула ему в глаза и спросила:

– Да? Ну я так и думала! Да ладно, ничего страшного. Как-нибудь вылезем!

Врач сразу предупредил:

– Поздновато. Есть шанс, но небольшой. Совсем небольшой. Из положительного только одно, и это одно крайне важно. Зоя Ивановна – боец! И большой оптимист. С ее силой духа! Думаю, – онколог тяжело вздохнул и отвел глаза, – еще немного протянем. Здесь важно желание человека, его стремление жить. Очень важно, да.

Но когда Зоя поняла, что это – почти всё, что шансов почти никаких, то все-таки скисла.

Нет, не плакала, не задавала вселенной вопросы – зачем? почему? в чем нагрешила? Не капризничала. Просто ей все стало неинтересно. Утомительно стало, когда почти известен конец – лучше уж побыстрее.

И конечно, боялась страданий – не из-за себя, из-за него. Все приговаривала:

– Лишь бы тебе не досталось! Лишь бы не мучить тебя!

В который раз он удивлялся – нет, поражался! – ее стойкости и отсутствию эгоизма. Даже в такой ситуации она думала о других.

Илье говорить категорически запретила:

– Только попробуй, из дома уйду. Он не может помочь, так зачем его тревожить, зачем мучить?

Нет, в чем-то права. Но как же так? Правильно ли это? Ведь сын тоже имеет право хотя бы знать, что происходит. Александр ему про диагноз не рассказал, а вот приехать попросил:

– Мать хандрит, плохо себя чувствует. Да нет, ничего страшного! Честное слово. Возраст, сынок. А как ты хотел?

– Я хотел, чтобы вы приехали, чтобы мы были рядом! – жестко ответил Илья. – И тогда все было бы проще! Вот чего я хотел!

«Проще, – подумал Александр, – или тяжелее. Для вас». Илья приехал за месяц до Зоиного ухода. Она была уже совсем плоха, почти не вставала, но тут встала, попросила вызвать парикмахера и маникюршу. Впервые в жизни – на дом.

Он сбегал в соседнюю парикмахерскую и, все объяснив, договорился с девочками.

Пыталась что-то приготовить, но сил не хватило. Тогда он купил все готовое. Илья у них человек неприхотливый. Пенка тоже не из кулинарок – едят просто, без затей, почти не замечая того, что едят.

Сын все понял, хотя Зоя держалась. Держалась изо всех сил. Он рвался что-то сделать, звонил в Америку друзьям, писал письма в госпитали. Пока Зоя его не остановила:

– Не суетись, сынок! Все будет так, как должно.

И Александр впервые увидел, как его сильный, мужественный взрослый сын разрыдался.

Зоя взяла Илью за руку. Александр вышел из комнаты, чтобы они попрощались. Мать и сын. Самые близкие люди. Сейчас им не нужно мешать.

Илья уехал. А Зоя ушла почти сразу после его отъезда. Кое-как продержалась неделю, и те последние крохи жизненных сил, которые ее удерживали еще на этом свете, сразу исчезли, испарились, как испаряется влага на стекле после дождя. Теперь она не вставала. Совсем.

Александра она попросила:

– Ты, Шура, только меня не трогай! Все же понятно. И никого не зови. Дай мне уйти спокойно. Пожалуйста.

Он все исполнил. Никаких врачей, никакой родни. Никаких известий и новостей. Илья звонил ежедневно, но Зоя трубку брать отказалась.