То ли слуги здесь всегда носили мрачные черные костюмы, то ли это была дань трауру. Так или иначе, дворецкий в черном церемонно препроводил Еву в гостиную, примыкающую к холлу.

Если дом Рорка сообщал о том, что у хозяина водятся денежки, негромким шепотом, то этот дворец буквально кричал о фамильном состоянии владельцев. Толстые ковры, обтянутые шелком стены, вид из широких окон на пологие холмы, засыпанные снегом. Ева обратила внимание на царящий здесь дух уединенности. Архитектор проявил проницательность: этим людям явно нравилось считать себя единственными обитателями вселенной.

— Лейтенант Даллас?

Элизабет поднялась ей навстречу, и Ева подметила, что она нервничает: слишком прямая спина плохо сочеталась с печальным взором.

— Спасибо, что согласились меня принять, миссис Барристер.

— Мой супруг на совещании. Если необходимо, я могу его вызвать.

— В этом нет нужды.

— Вы приехали поговорить о Шерон?

— Да.

— Устраивайтесь. — Элизабет указала на кресло с обивкой цвета слоновой кости. — Чем вас угостить?

— Не беспокойтесь. Я постараюсь долго вас не задерживать. Не знаю, насколько вы знакомы с содержанием моего рапорта…

— Полностью, — перебила ее Элизабет. — Очень подробный рапорт. Как юрист нисколько не сомневаюсь, что, когда человек, убивший мою дочь, окажется за решеткой, вы докажете его вину в суде.

— Надеюсь, — пробормотала Ева, наблюдая, как Элизабет судорожно сжимает и разжимает тонкие пальцы. — Понимаю, как вам сейчас тяжело.

— Она была моим единственным ребенком, — просто ответила Элизабет, а потом вдруг нахмурилась и вскинула подбородок. — Мы с мужем были и остаемся сторонниками регулирования численности населения. Двое родителей — один ребенок. — Она через силу улыбнулась. — У вас есть для меня какая-то новая информация?

— Пока что нет. Скажите, миссис Барристер, профессия вашей дочери не вызывала трений в семье?

Элизабет стиснула руки на коленях.

— Разумеется, я надеялась, что моя дочь займется чем-то другим. Но она имела право сделать свой выбор самостоятельно.

— Ваш свекор, насколько я знаю, был против, — заметила Ева.

Элизабет, казалось, уже полностью овладела собой.

— Взгляды сенатора относительно законодательства, регламентирующего секс, хорошо известны. В качестве лидера консервативной партии он стремится к пересмотру ряда действующих законов, относящихся к тому, что обычно называют моралью.

— Вы поддерживаете его воззрения?

— Не поддерживаю. Но мне непонятно, какое это имеет значение.

Ева наклонила голову набок. Если эта женщина, так свято чтящая законы, не согласна со своим прославленным свекром, может быть, она разделяла взгляды дочери?

— Ваша дочь убита — возможно, клиентом, возможно, кем-то из близких друзей. Мне бы хотелось знать, не рассказывала ли она вам о своих деловых и личных знакомствах.

— Понимаю. — Элизабет сложила руки на коленях и попыталась четко сформулировать вопрос Евы, как подобает юристу. — Вы полагаете, что Шерон могла быть со мной откровенна как с матерью и женщиной, разделяющей многие ее взгляды, по поводу интимных подробностей своей жизни. — Как Элизабет ни старалась, ее взгляд затуманился. — Простите, лейтенант, но это, к сожалению, не так. Шерон редко чем-либо со мной делилась — тем более подробностями своего бизнеса. Она была… далека и от отца, и от меня. Вообще от всей семьи.