– Ужасно скучная схватка… – сказал рыцарь, стоящий рядом с графом Оливье. – Хотя, суд всегда есть суд, и его приговор суров, а справедливость сомнению не подлежит.

– Божий суд свершился! – громко, хотя и спокойно, сказал князь Бравлин. – Слава победителю!

– Слава!

– Слава! – откликнулись ряды вагров. – Слава!

Ряды франков хранили мрачное молчание.

Граф Оливье потянул повод, поворачивая коня ближе к князю.

– Насколько я знаю силу рыцарей франкского королевства, с воеводой Веславом на равных могут сразиться только два человека – герцог Анжуйский и я… И вообще в здешних краях у него мало соперников. Ты, князь, наверное, мог бы тоже драться с ним на равных, Годослав, конечно, и князь-воевода Дражко… Может быть, ещё и герцог Трафальбрасс… И всё. И мне остаётся только сожалеть, что у нас состоялся акт Божьего суда, а не турнирный поединок. Иначе я мог бы вызвать воеводу. Но, я слышал, в турнирах он тоже не принимает участия.

– Не принимает, – подтвердил довольный Бравлин, сохранивший спокойное выражение лица, но не сумевший скрыть торжества победителя в своих глазах. – Веслав считает поединки и турниры времяпровождением и развлечением для бахвалов. Он предпочитает не хвастать тем, чего не собственными силами добился, а получил от богов. Его воинский дар – подарок Радегаста, покровителя защитников отечества, воевода только этим гордится, и этим же удовлетворяется.

– Тогда я надеюсь всё же встретиться с воеводой на поле боя… – сказал Оливье. – Если, конечно, ты, уважаемый князь, не найдёшь общий язык с нашим славным королём. А сейчас… Князь Бравлин Второй, от своего лица и от лица своего короля, интересы которого я сейчас представляю, я приношу тебе извинения за ту путаницу в изложении событий, которая произошла по вине барона дю Колона. Я был не прав, высказывая тебе и твоим соплеменникам и подданным обвинения, и прошу извинить меня за резкие слова. Я надеюсь, что положение пока не враждующих, но, скажем так, стоящих на грани того, сторон не сделает нас с тобой, князь, врагами в жизни, и мы всегда сохраним друг к другу искреннее уважение. По крайней мере, за своё уважение к тебе я всегда могу поручиться честью рыцаря.

Граф снял металлическую перчатку, и протянул князю руку. Бравлин руку пожал, но встречной тёплой речи произносить не пожелал.

– Передай, граф, мой поклон королю Карлу. Как он себя чувствует? Прошла его недавняя простуда? Наша зима сырая, не то, что в Аненхайме…

– Ты осведомлён о здоровье короля лучше, чем я. Я уже больше двух недель не был в ставке. Но сейчас спешу туда.

– Твои полки более никто не задерживает.

Только в этот момент Оливье увидел, что дорогу, по которой он пришёл под городские стены, перекрывает сильная и количественно, и качественно конница вагров, способная просто не выпустить франков из окружения. Но тут же, повинуясь знаку князя Бравлина, затрубили берестяные рожки славян, подавая сигнал, и конница снялась с места, неторопливо, с явной неохотой уезжая через поле вправо.

Дорога освободилась…

Только ближе к вечеру, когда сумрак только-только стал сгущаться среди узких улиц, ещё не давая намёка на вечер в небе, но прохожие уже спешили к своим домам, поближе к горячим печкам, чтобы согреться, прискакал, наконец, Волынец, подгоняя своего Ветра звучным похлопыванием по шее. Воевода Славер как раз во дворе оказался, и на лошадиный топот, мучимый беспокойством и ждущий вестей, в распахнутые ворота выглянул. Не Волынца, к гриве пригнувшегося, а Ветра по лёгкой поступи издали узнал. Но сразу обратил внимание и на лохматую лошадку, которая от Ветра не отставала, и норовила сбоку скакать так, что верёвка привязи провисала до бревенчатого настила улицы.