– Ну-ну, – с угрозой в голосе сказал граф Оливье. – Хотел бы я выслушать твою версию.

– Пожалуйста! Далеко с восходной стороны из земель славянского племени словен в помощь Старгороду от агрессии франков – будем называть вещи своими именами! – выступил со своим полком мой дальний родственник княжич Гостомысл, сын князя Буривоя, известного в своих краях полководца и правителя города Славена.

– Княжич – это… – граф Оливье, как и большинство франков, путался в славянских титулах из-за их сходного звучания.

– По-вашему, это герцог[161]… В землях ляхов Гостомысл имел сражение с местными войсками и пруссами, разбил их, но сам был ранен отравленной стрелой. Большая часть полка Гостомысла благополучно прибыла к нам, а сам княжич с двумя сотнями воев вынужден был ехать так медленно, что, при проезде через земли бодричей, князь Годослав, соболезнуя человеку, который и к нему многократно приходил на помощь со своими полками, даже предоставил Гостомыслу носилки своей жены, чтобы раненого без тревоги побыстрее доставили ко мне, поскольку у меня живёт лив-врачеватель, специалист по ядам. Этот врачеватель единственный в наших краях человек, который способен спасти молодого княжича. Но необходимо было торопиться, поскольку времени после ранения прошло много. Я послал воеводу Веслава с сотней дружинников встретить раненого княжича Гостомысла на той стороне Лабы. Вот это и есть отряд, который ты называешь грабителями с большой дороги. И до того ли им было, чтобы ввязываться в схватку с франками, когда они так спешили?.. Это первое. Теперь второе. Переправа, на которой пересекали Лабу воины Гостомысла и Веслава, способна одновременно пропустить не более сотни воинов. Там и переправлялась сотня. Причем, на большом пароме было только шестьдесят человек. Именно эти шесть десятков атаковали воины твоего отряда, поплатившиеся за это. Их было восемь десятков конных рыцарей. Восемь десятков рассчитывали справиться с шестью десятками до того, как к берегу подплывут остальные четыре десятка. Но они не успели даже сойтись в схватке, потому что стрельцы Гостомысла, охраняя своего княжича, попросту перебили твоих рыцарей. И только пятерым, как ты правильно заметил, удалось бежать, так и не вытащив меч из ножен.

Оливье сушал молча, и не перебивал Бравлина. Он не хотел верить в возможность такого случая, чтобы горстка стрельцов уничтожила сильный отряд рыцарей, и не позволила ему приблизиться для копейного и мечного боя. Это казалось Оливье фантастикой. Но при этом он хорошо знал и своих соотечественников, которые могут рассказать любую небылицу, лишь бы оправдать свое поражение. Обычно истина лежит где-то посредине. А две стороны рассказа – это крайности, которые противопоставляются одна другой.

– Откуда у тебя такие сведения, князь? – граф Оливье убрал руку с рукоятки меча, но сердито постукивал стальной перчаткой по высокой металлической луке седла[162]. – Мне рассказали совсем другую историю!

– Я ещё не закончил, граф. И утверждаю, что ты ошибся и в другом, заявляя, что воины Годослава и Веслава находились на чужой территории. Переправа лежит между двумя деревнями. На том берегу Лабы деревня принадлежит княжеству бодричей, на этом – княжеству вагров, следовательно, мне. И это моя земля…