Зазвонил телефон. Вик прошел в коридор и снял трубку.

– Алло! – сказал он.

– Привет, Вик. Это Эвелин. Надеюсь, я тебя не разбудила?

– Нет-нет.

– Как Мелинда?

– Ну, не очень. Пьет виски у себя в комнате.

– Вик, вчера произошла такая трагедия…

Вик не совсем понимал, к чему это она говорит.

– Да, конечно.

– Звонил доктор Франклин, сказал, что завтра в полтретьего в Бэллинджере проведут коронерское[28] дознание. Мы все должны на нем присутствовать. Тебя тоже наверняка известят. Дознание будет проходить в здании суда.

– Хорошо. Спасибо, Эвелин. Я запомню.

– Вик… Тебе не звонили… по этому поводу?

– Нет.

– А нам звонили. Я… Вик, Фил считает, что не нужно тебе ничего говорить, но, по-моему, лучше, чтоб ты знал. Кое-кто заявляет, что, возможно, ты как-то причастен к смерти Чарли. То есть это было сказано не прямо, а намеками. Можешь себе представить, что я ответила. В общем, Вик, предупреждаю – поползут шепотки. Слишком многие заметили, что Чарли и Мелинда вели себя… Ну, знаешь, как будто они без ума друг от друга. Но это действительно заметили многие, Вик.

– Да, знаю, – чуть устало сказал Вик. – А кто с вами беседовал?

– Наверное, лучше не называть имен. Это будет непорядочно, да оно и не важно, ты же понимаешь.

– Дон Уилсон?

Эвелин замялась.

– Да. Видишь ли, мы его мало знаем, да и он тебя, конечно, не знает. Было бы нехорошо, если бы так говорил человек, который тебя знает, а у этого и подавно нет такого права.

Вик и надеялся, что это был Дон Уилсон. И надеялся, что больше тот ничего не сказал.

– Ладно, не будем о нем. Он просто какой-то обиженный жизнью.

– Да, с ним что-то не так. Я его недолюбливаю. Он мне с самого начала не глянулся. Мы и пригласили-то их так, по-соседски.

– Угу. Спасибо, что рассказала. А кто-нибудь еще говорит что-то?..

– Нет. Ничего такого не говорят, но… – Ее мягкий, искренний голос смолк, и Вик снова терпеливо ждал. – Некоторые отпускали замечания по поводу того, как Мелинда вела себя с ним, спрашивали, не думаю ли я, что между ними что-то было. Я сказала, что нет.

От стыда Вик сжал трубку. Он хорошо знал, что Эвелин все понимает.

– Мелинда всегда увлекается людьми. А тут еще и пианист. Я могу это понять.

– Да, – сказал Вик, поражаясь человеческой способности обманывать себя. Друзья так привыкли не обращать внимания на поведение Мелинды, что теперь почти верили, что ничего такого и не было. – Как Фил? – спросил он.

– Очень расстроен. У нас в бассейне никогда не было несчастных случаев. А тут такой ужас. По-моему, Фил чувствует личную ответственность и даже согласится засыпать бассейн, но это, наверное, будет чересчур.

– Конечно, – сказал Вик. – Спасибо за звонок, Эвелин. После завтрашнего дознания нам всем станет легче. Все уладится. Значит, увидимся в Баллинджере, в полтретьего.

– Да. Вик, если тебе сегодня понадобится помощь, ну, с Мелиндой, сразу звони нам.

– Хорошо, Эвелин. Спасибо. Пока.

– До свидания, Вик.

Он заявил, что дознание все уладит, будучи полностью уверенным в собственной безопасности. Ведь там будут его друзья: Фил Коуэн и Хорас Меллер с супругами. Он знал, что они его поддержат. Правда, на миг он усомнился в Хорасе: после того, как Чарли вытащили из бассейна, и потом, в кухне, Хорас был непривычно молчалив. Перед мысленном взором Вика возникло его лицо – напряженное, потрясенное, а под конец измученное, но тени сомнений на нем вроде бы не было. Пожалуй, на Хораса можно рассчитывать. А Мелинда может обвинить его перед коронером, но это вряд ли. Для этого нужна храбрость, которой у Мелинды нет. Своей необузданностью Мелинда прикрывала трусость и конформизм. Она знала, что если станет обличать его, то все друзья ополчатся против нее, чего ей вовсе не хотелось. Конечно, она может устроить истерику и обвинить его, но все ведь поймут, что это истерика, а причина ее ни для кого не секрет. Если кто-нибудь заинтересуется нравственностью Мелинды, то ей конец. Вряд ли она захочет, чтобы посторонние знали о ее личной жизни.