– Именно так. – Эва дослала патрон в ствол. – Чудесная вилла в конце поля мимоз, сказал метрдотель. Найти ее будет нетрудно.

Я сложила руки на груди.

– Уберите пистолет и выслушайте меня. Преуспеете вы или нет, в любом случае окажетесь в тюрьме. Вы это понимаете?

– Мне все равно.

– А мне – нет. – Я схватила ее за руку. – Я хочу, чтоб у моей дочери была крестная.

Эва поставила пистолет на предохранитель.

– А я хочу увидеть труп Рене.

Отчасти я ее понимала. Она была готова на этот неравноценный обмен – ее будущее за жизнь человека, сожравшего большую часть ее прошлого. Однако я не желала соучастием в убийстве разрушить собственную жизнь, которая только-только стала налаживаться.

– Эва, одумайтесь.

– Я уже все продумала. Свидетелей не будет. У него нет обручального кольца, значит, не возникнет помеха в виде жены и детей. В доме останется хладный труп, а меня – ищи-свищи.

– Сегодняшний метрдотель вспомнит, что мы интересовались адресом Рене. И не он один. Мы же рыскали по всему городу. – Надеясь убедить ее логикой, я лихорадочно искала доводы. – И в случае его смерти…

– А как нас найти-то? Всюду мы появлялись под вымышленными именами. Кроме того, я не собираюсь здесь торчать, дожидаясь полиции.

– Пока Финн не вернется, из города не уехать. И потом, как вы доберетесь до дома Рене?

– На такси.

Эва была спокойна, словно собиралась на чаепитие. В ресторане за ее внешней невозмутимостью я угадывала страх, видела ее дрожащие руки. Но сейчас страха не было и в помине, Эва воспарила, точно орел, безжалостный к своей добыче. Сбросив лодочки почтенной миссис Найт, она переобулась в растоптанные туфли.

– Если хочешь, поехали вместе, поможешь мне. Ты вправе видеть, как он сдохнет.

– Нет. Я не стану пособницей убийства.

– По-твоему, он не заслуживает смерти?

– Это слишком легкий конец. Я хочу его разоблачить, унизить и засадить в тюрьму. Чтоб все узнали, кто он такой. Для человека с непомерной гордыней это самое страшное наказание, он умрет медленно. – Я перевела дух, надеясь, что Эва меня услышит. – Пойдемте в полицию. У нас есть его фотография, где он в окружении нацистов, есть ваше свидетельство. Если понадобится, призовем ту женщину из Лиможа, которая своими глазами видела, как он застрелил повара. Пусть у него влиятельные друзья, но они есть и у вас. Вы – герой войны, вам поверят. Сдайте его властям и превратите его жизнь в ад.

По мне, это стало бы достаточной карой – увидеть его за решеткой, куда он попадет нашими стараниями, после чего будет оплеван французским обществом, всех коллаборационистов и выжиг считающим гнидами. Никаких тебе рийетов из утки и охлажденного шампанского, но только унижение и череда серых тюремных дней, что в свое время изведала Эва.

– В тюрьму он не сядет, – упрямо сказала она. – Всю жизнь Рене Борделон выходил с-с-сухим из воды. Чтоб доказать обвинение против человека с деньгами и связями, понадобится время. И он смоется, как делал всегда. Сбежит и сейчас, ибо знает, что я не остановлюсь. Он не станет ждать, когда за ним придут с ордером на арест, но так спрячется, что я его уже не найду. – Эва положила пистолет в сумку. – И оттого я полагаюсь на пулю.