Днем 17 января в батальоне состоялось партийное собрание. Майор Круглов объяснил нам, что по замыслу нашего командования ломоносовская группировка при поддержке моряков Кронштадта должна взломать оборону противника в районе Старого Петергофа и станции Котлы, развивать наступление по направлению Русско-Высоцкое, где и должна произойти встреча с войсками корпуса Масленникова, ведущими наступление на Красное Село – Ропшу. Когда эта встреча произойдет, нам будет известно. Окруженную группу вражеских войск на побережье Финского залива надлежит уничтожить нам. Остается только ждать приказа.

В течение дня 18 января обстановка накалилась до предела. То в одном, то в другом месте вспыхивала горячая ружейно-пулеметная перестрелка. Вражеская артиллерия изредка отвечала на огонь наших пушек и «катюш». Наши артиллеристы с неумолимой силой обрабатывали рубежи обороны противника, да и было над чем поработать: мы знали по Старопановской операции, что у немцев 18 траншей полного профиля, перед каждым рубежом 5–6 рядов проволочного заграждения, через каждые 100–150 метров траншеи – дот или дзот, связанные меж собой ходами сообщения. Вся эта десятикилометровая полоса в глубь обороны противника была усеяна противопехотными и противотанковыми минами. А со дня Старопановской операции прошло полтора года – все это время немцы ведь что-то делали…

Артиллеристы переносили огонь своих батарей с одного рубежа противника на другой. Как женщины на огороде, закончив прополку одной грядки, переходят на другую, третью, так и наша артиллерия обрабатывала эту укрепленную полосу земли.

День подходил к концу. Сумерки незаметно перешли в ночь. Найденов, Строева и я ужинали вместе с пулеметчиками в их доте. Два заряженных станковых пулемета стояли в амбразуре наготове. Мы переживали: а что, если наша артиллерия попусту тратит снаряды? Что, если немцы ушли, оставив свои рубежи? Почуяли, что их окружают, вот и ушли!

Кто может лучше знать повадки врага, как не солдат, годами находящийся с ним лицом к лицу? Каждый из нас знал весь распорядок дня немецких солдат. Малейшее изменение в их поведении мы сразу замечали. Знали также, что немцы страшно боятся окружения во время боя. И вот теперь, когда советские войска ведут бой у них в тылу, могли ли они остаться на своих прежних рубежах? Этот вопрос занимал наши мысли в те дни, когда мы ждали приказа к атаке…

Утром 20 января во время завтрака дверь в блиндаж вдруг настежь распахнулась. Вместе с белым морозным облаком влетел связной командира роты рыжий сержант Базанов.

– Ребята! Ребята! – выкрикивал он одно и то же слово и, подняв над головой руки, кружился посередине блиндажа.

– Да ты никак, бежавши к нам, потерял мозги? Одно слово только и помнишь. Скажи толком, что случилось? – спросил Гаврила.

– Эх вы, люди затяжного действия! – завопил сержант. – Ведь наши войска сегодня утром встретились с ломоносовской группировкой в поселке Русско-Высоцкое. Красное Село и Ропша наши!

Слова Базанова потрясли всех нас. Бойцы тискали в своих объятиях рыжего парня, как будто это он осуществил на деле замысел нашего командования по окружению фашистских войск на побережье Финского залива.