Батальон подошел к лесу и остановился. Вперед ушли разведчики. Самое страшное на войне – это засада: вот-вот наткнешься на нее. По лесу мы шли с оружием наготове. На опушке, будто тень, замелькал между деревьями человек в штатском и скрылся в ельнике. Круглов поднял руку, батальон быстро сошел с дороги, изготовившись к бою в ожидании нападения противника.

– Иосиф, это не партизаны? – спросила Строева.

– Не знаю, Зина.

– Партизанам от нас незачем прятаться, – вмешался в наш разговор незнакомый автоматчик.

– Не надо гадать, разведчики все выяснят, – ответил его сосед, держа наготове автомат.

Вдруг мы увидели, как через прогалину, спотыкаясь, пробежала старая женщина, а за ней мальчуган лет 12–14. Они остановились на обочине дороги и радостными глазами смотрели на советских бойцов. Женщина, тяжело дыша, прижимала руки к груди, улыбалась. По ее бледному исхудалому лицу катились слезы. Она не вытирала их. Рядом с ней стоял мальчуган; горящими глазенками он осматривал проходивших мимо бойцов. Вдруг женщина, словно вспомнив что-то очень важное, взмахнула руками и, прижав их к груди, громко закричала:

– Сыночки! Родненькие! Не ходите по этой дороге, по ней давеча немцы что-то набросали!

Мальчуган с решительным видом подошел к майору Круглову и тонким голоском заговорил:

– Это фашисты мины понаставили. Я сам видел. Ночью я высыпал ведро золы на том месте, где они начали минировать.

Круглов дружески положил руку на плечо мальчику:

– Тебя, бесстрашный, как звать?

– Шура.

– Скажи, Шура, немцев в деревне много?

– Больше сотни будет, у них там две пушки и много пулеметов «гачкис»[42].

– А ты, Шурик, не посоветуешь, как нам незамеченными поближе к деревне подобраться?

– Идемте, я проведу.

– Нет, дружище, ты расскажи, а мы сами дорогу найдем.

Шмыгающий носом мальчик оживился, повеселел, его глаза радостно заблестели. Энергично сдвинув старенькую шапчонку на затылок, он сказал:

– Да я вас, дяденька, провожу. Вон у дороги стоит береза, видите? Ну вот, от нее до деревни километра полтора будет. Слева от нее овраг, в нем еще гестаповцы евреев расстреливали. По нему и дойдете до околицы деревни, там мин нет и немцы не увидят. Я, дяденька, мигом проведу вас!

– Спасибо, Шурик, за совет. К фашистам мы сами подберемся, а ты побереги бабушку.

Строева спросила:

– Шурик, а как ты узнал, что это мы идем?

– Еще бы не узнать! Фрицы ведь так смело не ходят, они все больше на машинах разъезжают, а если пешком идут, так с собаками, а вы идете как дома, вот и узнал.

Зина, увидев покрасневшие, как гусиные лапки, руки Шурика, сняла свои рукавицы и подала их мальчугану:

– Надень, герой, а то ручонки отморозишь.

Мальчик, прижав руки к груди, отступил на шаг от Строевой и медленно покачал головой:

– Не возьму, тетенька! Как же вы голыми руками винтовку держать будете? А я и вот так могу. – И он сунул руки в рукава старенького пальто, глядя ясными глазами на русскую девушку-солдата.

Зина спросила:

– А ты где живешь?

– В лесу.

– Как в лесу?

– Очень просто. Как стали гестаповцы наших деревенских в Германию угонять, я и бабушка ночью убежали в лес. Я еще летом землянку построил, дров заготовил, картошки и соли припас.