На пути от Красного Села до Ропши мы не встретили ни одного мирного жителя. Улицы Ропши были завалены кирпичом, бревнами. Пришлось пробираться через развалины, перелезать через разбитые и сгоревшие танки, самоходки, транспортеры, перебегать пепелища домов, которые еще дымились. Выйдя за город, мы вздохнули свободнее.

Миновав совхоз «Глухово», мы попали под обстрел вражеской артиллерии; слева слышался шум боя. Потом наш полк остановился в лесу, вблизи населенного пункта Дятлицы. Первая ночь в еловом шалаше. Первый солдатский костер на освобожденной земле… Каждому из товарищей хотелось бросить в этот костер хотя бы тоненький сухой прутик или еловую шишку – согреть окоченевшие на морозе руки. Сидя у огня, я смотрел на лица товарищей: они были задумчивы и грустны. У этого первого костра на освобожденной земле мы словно стали глухими – не слышали близких разрывов снарядов. Бойцы, думая каждый о своем, молча чистили оружие, писали письма на родину, кипятили чай, мешали ложками в котелках кашу.

– Ребята, кому из вас довелось в дни нашего отступления проходить по этим местам? – спросил сержант Базанов, глядя неморгающими глазами на костер.

– А что? – поинтересовалась Строева.

– Могила брата где-то поблизости от станции Волосово. Товарищ его мне об этом писал…

Слова Базанова напомнили нам о многом: сколько еще могил наших боевых товарищей, наших родных топчут сапоги гитлеровских оккупантов!

Зина промолчала. Найденов, обхватив руками согнутые колени, глубоко вздохнул. Товарищи, молча, один за другим, положив ладонь под голову, ложились спать, и скоро еловый шалаш наполнился здоровым похрапыванием спящих людей.

По шоссе шли танки, самоходки, вслед за ними, пофыркивая моторами, мчались автомашины. Шалаш вздрагивал и качался, когда проезжали мимо тяжелые танки… Угол палатки приподнялся, в шалаш просунулась голова. Я увидел красное от мороза лицо с черными глазами, которые озабоченно осматривали нас.

– Кто из вас снайперы Пилюшин и Строева? – раздался голос.

– Я Пилюшин.

– Командир батальона вас срочно вызывает.

Штаб батальона расположился на опушке леса. Возле штабной палатки, раскинутой на снегу, толпились связные командиров рот, телефонисты, автоматчики; на волокушах стояли два станковых пулемета. Здесь же батальонный каптенармус выдавал разведчикам и снайперам маскировочные костюмы.

На рассвете 24 января повалил хлопьями снег, да такой густой, что в двадцати метрах ничего не было видно. Отдан приказ строиться. Бойцы и командиры выходили из шалашей, ежась от холода, строились поротно, а через десять минут уже шагали по проселочной дороге в сторону Местанова. Слева, в направлении Каськова, слышались орудийные выстрелы.

Батальон майора Круглова шел в авангарде полка. Строева нагнала меня и подала новенький трофейный маскировочный костюм: «Я взяла у старшины, а то наши порвались».

Навстречу нам шла группа пленных под конвоем двух советских автоматчиков.

– Ребята, где вы их прихватили? – спросил кто-то.

– У Каськова. Только это не немцы, а мадьяры. До главных еще не добрались, они прикрывают свое отступление венграми и румынами.