Это и было началом разгрома немецких войск под Ленинградом. Первые выстрелы, возвестившие о начале полного изгнания гитлеровцев из-под Ленинграда, были предоставлены ломоносовской группировке, а спустя несколько минут началась общая артиллерийская подготовка наступления. В эту торжественную и суровую минуту я не мог не разбудить Зину. Мне хотелось, чтобы и она увидела ту силу огня, с какой обрушилась на противника советская артиллерия. Глаза Зины заискрились радостью.

– Наступление!.. – порывисто крикнула она. Мы вдвоем выбежали в траншею.

От передовой линии фронта до Ленинграда все поле было окутано дымом от орудийных залпов. К нам подбежал Найденов:

– Ребята! Началось! Когда же наш черед будет? Как бы нам не прозевать танки!

– Увидим, Сережа, мимо нас не пройдут.

Один за другим красноармейцы выходили из укрытий. Все они, как по команде, глядели сначала в сторону Ленинграда, а затем на траншеи немцев, над которыми все выше поднимались к небу волны дыма. Был здесь и пулеметчик Гаврила. Солдаты любили его за мужество и острую шутку. В пулеметном расчете он заменял теперь Максимова, раненного в ночной перестрелке. Хотя Гаврила и хорошо ориентировался в обстановке, он все же спросил:

– Интересно, почему немцы не стреляют?

Сергей удивленно взглянул на него:

– Да ты никак очумел? Не видишь, что ли, как оглушила их, чертей, наша артиллерия? Подожди, очухаются – начнут.

– Тогда, чего же мы ждем, не идем в атаку?

– У ротного командира спрашивай.

Над нашими головами совсем близко проносились снаряды. Приходилось двумя руками держать шапку-ушанку, чтобы ее не сорвала с головы воздушная волна. Земля судорожно встряхивалась и звонко гудела.

– Идем к пулеметчикам в дот, – предложила Зина. – А то здесь, чего доброго, осколком пристукнет.

Но в это время через линию фронта совсем низко пролетели наши штурмовики; повыше в небе появилась добрая сотня бомбардировщиков, сопровождаемых большим числом истребителей. Небо гудело, озаряясь вспышками разрывов снарядов. Бомбовозы летели не торопясь, словно любуясь суровой панорамой боя наземных войск, высматривая какую-то важную для исхода боя цель.

Где-то совсем близко послышались сильные взрывы. Со стенок траншей откалывались кусочки мерзлого грунта, падали на дно. В ушах стоял сплошной шум, едкий дым мешал дышать, а чтобы устоять на одном месте, нужно было за что-то держаться. В дыму мы добрались до дота, и пулеметчики встретили нас возгласами:

– А-а! Сергей привел своих снайперов на подмогу!

Они играли в карты.

– Сергею у нас не везет: не успеет сесть, опять в штрафники попадает. – По условиям игры проигравшая пара товарищей не имела права садиться, а стоя выжидала своей очереди, чтобы еще раз сразиться.

Солдаты всячески старались отвлечься от грохота, заглушить душевное волнение в азарте игры. Они смеялись, подтрунивая друг над другом, хотя бледные лица и дрожащие руки выдавали их волнение.

Вдруг взрывная волна сорвала в тамбуре дверь с петель и ударила о стенку дота. Карты, словно галки, взлетели на воздух, а затем попадали на пол. Но карты собрали с пола, дверь была навешена, словесная перестрелка кончилась, и игра возобновилась. Время – 11.10. Где-то рядом с дотом разорвался снаряд, с потолка посыпался песок. Теперь земля больше не звенела, а, словно тяжело больной человек, протяжно стонала.