- Звони, дебил! А я пойду искать монтажку хотя бы. Где, б…, все наши?

Не спуская напряженного взгляда с двери, Донских достал телефон и набрал номер. Из квартиры Марьяны выглянул Костик, пожал плечами и спрятался обратно. Следователю не было дела ни до кого: он хватался за любую соломинку в попытке спасти любимую.

Несколько минут ожидания показались ему адом на Земле. Пытаясь сохранить рассудок, он пялился на эту чертову дверь и прокручивал в голове самые яркие воспоминания своей, как ему в тот момент казалось, никчемной жизни.

Босоногое детство. На бешеной скорости на велосипеде по траве. Разбитые коленки. С ранцем в школу. Умерла мама, бабушкины слезы, отец с бутылкой. Пышногрудая тетя, которая теперь требует звать ее мамой. Первая сигарета за углом возле школы. Количество подзатыльников от отца, увеличивающееся в геометрической прогрессии. Побег из дома, позорное возвращение. Одинокие вечера в гараже у реки, долгие ночи с гитарой у подъезда. Запах сгоревшего пороха, молодые лица друзей.

И она.

Большое светлое и яркое нечто, вдруг появившееся в его жизни. Такое теплое и чудесное, что он, как мальчишка, не знал, куда ему деваться, и как выразить свои чувства. Не мог ни спать, ни есть, ни пить, чтобы не забыть случайно вкус ее поцелуя. С ним первый раз в жизни случилась любовь. Большая, невозможная и во многом трагическая.

Сергею очень хотелось быть рядом, быть ее опорой, помочь справиться с любой бедой, встающей на пути. И он каждый раз подводил ее. Вот и сейчас сидел перед этой дверью и чувствовал себя бессильным ничтожеством, на которое нельзя положиться. Он не был достоин даже кончиков ее прекрасных волос, не то, что быть спутником этой женщины.

Все самые прекрасные моменты в жизни были связаны с ней – с его Мари. Она забралась в его сердце так же легко, как когда-то в его вязаный свитер, и, что удивительно, сразу оказалась там на своем месте. И ему было хорошо с ней и на полу, возле батареи в Машкиной квартире, когда они обменивались кефирными усами при поцелуе. И когда они с ветерком рассекали на мотоцикле ромашковое поле, и когда проводили веселые дни на речке вдвоем. И даже тихие вечера в их собственной маленькой квартирке без мебели были чудесно хороши.

Как он мог лишиться этого по собственной инициативе?

Ведь не было в его жизни потом за столько лет ничего хотя бы отдаленно столь же прекрасного, как Марьяна. Все женщины сливались в серую бесконечную череду манекенов без лиц – он даже не помнил их имен. А единственная попытка завести серьезные отношения закончилась горьким разочарованием, ведь труднее всего обмануть самого себя. Он искал там, где не стоило. Искал ее везде: в лицах прохожих, в запахе осенней листвы, в алых отсветах заката и в музыке их юности. А она всегда была рядом – живая, настоящая и такая же светлая, как сама жизнь. Протяни руку – и коснись.

Его вдруг вернул к реальности хлопок по плечу. А дальше как в тумане: с десяток крепких парней в одинаковой форме, в жилетах, балаклавах и шлемах (и некоторые почему-то в кроссовках вместо ботинок – так, видимо, удобнее). Одна группа снизу, вторая на этаж выше, третьи спускались с чердака к окну. Выбитая каким-то невероятным способом в секунду дверь. Пыль, шум, стук, топот десятков ног. Громкие крики.