– Ах, только не думайте, что я вас испугалась! – сказала девица, но отошла.
– Так зачем тебе понадобился наш канцлер? – спросил Дантес, глядя вслед девице.
– Доктор хочет, чтобы он поговорил с Люсей.
– Ах, как это интересно! О чем же?
– Вы лучше сами спросите, – сказал Егор.
– Ну ладно, – миролюбиво сказал Дантес. – Он мне все равно расскажет. Так ты его ищешь?
– Ищу.
– А он на площадь пошел, – сказал Дантес. – Там драка получилась.
Дантес рассмеялся. Он продолжал:
– Народ кинулся пепел собирать. Как остыло, кинулся собирать.
– Какой пепел?
– Ну как же – если набрать пепла от сожженного, то в карты везет и еще много полезного. А у нас давно никого не сжигали... Иди, иди, он там, наводит порядок.
Егор вышел на площадь.
В отдалении, возле обгоревшего столба, суетилась кучка людей.
«Это же Средневековье, – подумал Егор. – Неужели в такое возможно верить?» Он понимал, что возможно. Мало ли во что верят дураки на нашей Земле; посмотри любую газету – то белая магия, то колдун, то экстрасенс. Стыдно за человечество.
Егор перешел через площадь. Над его головой все так же бежали сизые облака. Но должны же они когда-нибудь кончиться!
Возле костра никакой драки не было. Люди, в основном совсем старые, возились в пепле, собирали обгорелые палки, угольки – видно, пепел мадам Помпадур и в самом деле представлял для них ценность. Кюхельбекера не было видно.
– Егор! – окликнула его древняя женщина, которая некогда была, наверное, даже красивой. Но это было очень давно.
Откуда она его знает?
– Вы меня? – спросил Егор.
– Как я рада, что вас нашла, – сказала женщина низким, хриплым, прокуренным голосом. – Вас ждут.
– Кто меня ждет?
– Вас ждут мои друзья. Нам необходимо поговорить.
– Но я же тут никого не знаю. Я ищу Кюхельбекера.
– Кюхельбекер никуда не денется, – строго сказала женщина. – Есть несравнимые ценности. Я представляю ценности моральные. Кюхля – всеобщую продажность. Вы меня понимаете?
– Нет, не понимаю.
– Именно мои друзья могут вам помочь. Вам же нужна помощь?
– Но недолго, ладно? – сказал Егор.
Женщина хрипло засмеялась.
– Здесь не бывает таких понятий.
– Такие понятия везде бывают, – возразил Егор. – У меня пульс бьется, значит, время идет.
– Он перестанет биться. Так пойдем, мой мальчик? Мой утренний барабанщик.
Она направилась через площадь к зданию гостиницы. Но не к ней, а к дому рядом, старому, кирпичному, явно дореволюционному.
Со стороны вокзала в стене была небольшая ободранная коричневая дверь.
Женщина стукнула в нее три раза.
– Кто идет? – спросили изнутри.
– Заря свободы.
Дверь открылась. За ней стоял амбал в белом халате, которого Егор раньше видел на площади.
По темному коридору они спустились в подвал. Женщина вела его за руку. Впереди горел свет. Неожиданно Егор оказался на сцене.
Сама сцена была размером со среднюю комнату, какие бывают в жэках, небольших учреждениях или странных полуподвалах, отданных штабам гражданской обороны. Тут и устраиваются собрания – от союзных до ветеранских. Егор сразу вспомнил, когда он был в подобном зале: приходил с бабушкой, когда его не с кем было оставить дома.