– Нет, раз мы договорились, то давайте уважать убеждения союзников, – возразил Андрей Януарьевич. – Я повторяю: мы здесь оказались для того, чтобы превратить этот мир в царство справедливости. И мы этого добьемся.

Старики стали хлопать в ладоши.

– Каждый из нас попал сюда не случайно, – заговорила Коллонтай, когда Андрей Януарьевич замолк. – Почему-то именно я, он, ты пришли сюда. Мы несем ответственность за создание идеального мира! И теперь ты, Егор Чехонин, один из нас! Ты тоже выполняешь свой долг.

Егору эти люди не нравились. Ему хотелось одного – скорее уйти отсюда. И он понял, что должен показать: ему с ними не по пути.

– Я здесь временно, – сказал он. – Я хочу вернуться. И девочку с собой заберу.

– Ты ушел оттуда, – возразила Коллонтай, – потому что там тебе жить было невозможно! Иначе сюда не попадают.

– Я тоже так думал, а теперь понял, что хочу обратно.

– Он хочет уйти, – донеслось из темноты зала. – Он хочет рассказать о нас! Он хочет напустить на нас опасность! Он хуже императора, который получает оттуда бананы.

Стало шумно, все кричали, потрясали кулаками, даже свистели.

– Боюсь, что мы ошиблись в тебе, – произнес Андрей Януарьевич. Он говорил негромко, но его пронзительный голос перекрывал шум зала. – Мы рассчитывали, что в наше движение вольется новая молодая кровь. Мы нуждаемся в молодой гвардии. Но если в нашем стаде оказалась дурная овца, то придется принять меры.

– Ну чего вы грозитесь! – обозлился Егор. – Я к вам не напрашивался, вы меня сами сюда притащили. Отпустите меня, и я о вас и не вспомню. Уйду к себе...

– Отсюда уйти невозможно! – крикнула Коллонтай.

– Не в этом дело, – сказал Григорий. – Если кто-то ушел, то и он может уйти...

Егор внутренне сжался – они признаются, что есть надежда!

– Но мы не можем допустить, чтобы он ушел и предупредил там, что мы готовим удар!

Зал откликнулся дружным гулом.

– Не надо так, – возразил Андрей Януарьевич. – Мы не сторонники насильственных методов, подобно старцу Распутину. Мы не царские сатрапы. Если молодой человек считает, что ему с нами не по пути, он волен уйти на все четыре стороны.

Голоса в подвале разделились между теми, кто был согласен отпустить Егора, и теми, кто требовал его смерти. Шум стоял такой, словно Егор оказался в Кремлевском Дворце съездов.

Андрей Януарьевич снял очки, вытащил из кармана серого костюма желтую тряпочку и принялся протирать стекла.

– Я возражаю! – кричал Григорий Распутин.

– Иди, – сказала Коллонтай и подтолкнула Егора к задней двери, ведущей на сцену. – Иди, иди.

– Иди, – вторил ей Вышинский.

И весь подвал подхватил это слово как заклинание:

– Иди, иди, иди, иди...

Егор оказался в совершенно темном коридоре, он сделал несколько шагов. Коллонтай перестала толкать его в спину.

Он хотел попросить лампу.

Но тут его толкнули так сильно и неожиданно, что Егор потерял равновесие и мелко побежал вперед, чтобы не упасть.

Коридор оборвался ступеньками, которые вели вниз.

Падая по ступенькам, Егор не сразу сообразил, что же с ним произошло.

Та же темнота, то же безмолвие, лишенное даже сладко повторяющихся слов: «Иди, иди, иди...»