И тут же щель закрылась.

Возможно, навсегда.

...Я лежал возле задней стены театра.

Я сильно ушиб локоть, штанина и кроссовка на левой ноге дымились. Я был оглушен и потерян в пространстве. Я даже не знал, удалось ли мне уйти от них или нет.

То место, куда я грохнулся, было освещено двумя театральными прожекторами.

Полукругом стояла небольшая группа людей.

Сначала я услышал их голоса – радостные, возбужденные, – потом они кинулись ко мне, и я закричал, чтобы не трогали – у меня обожжена нога!

Ко мне подбежали два амбала с носилками. Они хотели переложить меня на них, но тут откуда-то возник усатый доктор, похожий на Тараса Бульбу, и остановил их.

– Надо было что-нибудь подложить, – сказал я. – Так можно до смерти разбиться.

В тот момент я не шутил и не бравировал. Я в самом деле был сердит на них за это упущение.

Калерия присела возле меня на корточки.

– Молодец, – сказала она, – тебе несладко пришлось.

И тут у меня наступила странная, совершенно неадекватная реакция на то, что только что произошло. Я заплакал. Я с первого класса не плакал. Я плакал и повторял:

– Дениса убили. И Соню. Вот сейчас, только что, у меня на глазах. Они их сожгли.

– Ну успокойся, – говорила Калерия, – это шок.

Доктор Тарас Бульба протягивал ко мне шприц. Я отвел его рукой.

– Вы не понимаете, – пытался я объяснить им, – они убили Дениса, и теперь окна туда нет. И Егор будет ждать зазря... И Люська.

Тарас Бульба все же сделал мне укол, и мне стало спокойно и не больно. Я еще что-то говорил, но, наверное, полную чепуху.

Очнулся я следующим утром, в клинике. Рядом с моей кроватью сидела Катрин и ждала, когда я проснусь. На тумбочке стояли самые настоящие живые цветы.

– Доброе утро, – улыбнулась Катрин.

– Когда меня выпишут? – спросил я.

– Сегодня, – сказала Катрин.

– Как экзамены? – спросил я.

– Можешь поздравить.

– Поздравляю...

– Ты чего молчишь?

– Я думаю, каково им там.