— Здравствуй, что случилось?

— Костя, ты должен помочь!

Раненому, который лежал на дне телеги под сеном, в узкую щель было видно крыльцо и стоящих на нем парня с девушкой, но разговора их он не слышал. К тому же по улице мимо воза с треском проехал немецкий патруль на мотоцикле с коляской.

— Маша, я не могу оставить его у себя, — убеждал девушку Костя. — В доме у нас офицер на постое… Вообще удивляюсь твоему легкомыслию — как вы проскочили?

— К обозу пристроились…

— Сумасшедшие…

— Костя, что же нам делать?.. У Лены нельзя. Мы были… Там мать такой крик подняла… Костя, ты ведь знаешь кого-нибудь в городе.

— Никого я не знаю, — сказал резко, но не очень искренне Костя.

— Хотя бы на ночь где-то остановиться… Костя, у него гангрена, наверное, начинается… Они нас выручили, спасли от неволи, а мы… — Девушка готова была заплакать. — Скоро комендантский час…

— Ладно, подожди, — сдался Костя, — шапку надену…

…Воз с сеном был загнан во двор позади церкви. Девушки с тревогой и недоверием оглядывались вокруг. Дьячок с елейной улыбочкой крутился около воза, принюхивался к сену и спрашивал:

— Почем, девоньки? — Он вырвал клок.

Маша оттолкнула его.

— Не трогай! Не продается!

— Ишь ты! Сердитая какая!.. Сенцо-то ворованное небось…

Но ссора не успела разгореться, потому что из пристройки вышли отец Павел и Костя.

— Завозите в сарай, — сказал отец Павел.

— А говорите, не продается, — покачал головой дьячок. — Нехорошо обманывать, нехорошо…

— Ладно. Хватит разглагольствовать! — оборвал его отец Павел. — Иди, выдай девушкам сорок марок…

— Да за что же такие деньги?

— Ну! Делай что говорят. Да заодно помолись как следует за спасенье души своей. Коль в божьем храме торгуешь, так уж не жмись!

— Но! Пошла! — Костя потянул усталую лошадь к сараю.

Раненого уложили за печкой в уголке, отгороженном шкафом.

Маша прощалась:

— До свиданья, Алик…

— До свиданья. Спасибо вам, девушки. Машенька, я никогда не забуду вас…

Костя поторопил:

— Идемте, идемте, а то комендантский час… А мне за врачом еще надо успеть…

Маша последний раз оглянулась на раненого, который слабой прощальной улыбкой ответил на ее взгляд.

Отец Павел сказал, провожая Костю и девушек:

— Только из христианского милосердия, сами понимаете… Мы обязаны помогать своим ближним, особенно в такое смутное время.

Профессор Беляев закончил перевязку и похлопал раненого по руке.

— Спасибо, доктор, — прошептал Алик.

Профессор вышел из-за печки, задернул занавеску и сказал отцу Павлу, который стоял наготове с кувшином воды над тазом:

— Кость не задета. Рана чистая… Поливайте, батюшка, поливайте… Лихорадка, а больше, знаете, мнительность. Организм молодой, здоровый… Еще через два-три дня можно будет забрать от вас.

На просторной поляне, где был утрамбован снег для посадочной полосы, еще догорали сигнальные костры. У края леса стоял едва различимый в сумерках самолет. Моторы его ревели, винты поднимали снежную пыль.

Одни оттаскивали только что выгруженные из самолета ящики с боеприпасами, медикаментами и прочим снаряжением. Другие заносили в самолет раненых. Лошади боялись рева моторов, и сани, привезшие раненых, остановились сравнительно далеко от самолета. Погрузкой раненых руководила Зина.