— Леня, это все хорошо, но это пенки, — сказал майор. — Глубже надо черпать, а, Леня?

— Это верно, товарищ майор…

— Глубже нам не пройти, — вздохнул Юрченко — Слишком густо фашистом нафаршировано…

В шалаш вошла Ирина Петровна.

— Извините, что я мешаю, товарищ майор, но пленные так замерзнут у нас. Разрешите хоть небольшой костер?

— Холодно всем одинаково. Делать исключение для пленных не вижу оснований. Пусть попляшут.

— Вы это серьезно?

— Вполне.

На поляне под елками плясали четверо пленных немцев. Плясали как умели. Бойцы охраны подбадривали:

— А ну веселей, ханурики, веселей!

В кабинет бригаденфюрера Вольфа вошел адъютант.

— Разрешите? — В ответ на кивок адъютант положил на стол перед Вольфом листок с отпечатанным текстом: «Оперативная сводка последнего часа».

Вольф цепким взглядом ухватил суть донесения.

— Благодарю. Соедините меня с командующим.

Через несколько секунд после ухода адъютанта зазвонил один из телефонов. Вольф снял трубку.

— Господин командующий! Получено сообщение: разведка русских пытается проникнуть в квадрат 27…

Разумеется, приняты все меры, господин генерал, только зона А…

Группа разведчиков пробиралась березовым редколесьем. Белые березы на белом снегу и разведчики в белых халатах — все сливалось в призрачном свете зимнего дня. Люди шли осторожно, цепочкой, след в след. Юрченко — впереди. Знаком указал идущему следом бойцу: внимание! Тонкие проволочки натянуты на снегу.

— Мины!

Это сообщение по цепочке передавалось дальше. Замыкающим шел Горшков.

Впереди темнели островки елок. И за одним из этих островков под разлапистой елкой немец прилаживал к плечу приклад пулемета.

Цепочка русских еще не очень ясно проглядывалась между деревьями. Второй солдат пулеметного расчета с улыбкой поманил рукой:

— Давай, Иван, давай… — Он посмотрел в ту сторону, где у такого же елового островка готовился к бою еще один пулеметный расчет.

Юрченко по-прежнему шел впереди. И неожиданно замер, не услышав, а, скорее, интуитивно почувствовав опасность.

И тут же почти в упор ударили пулеметы… Юрченко упал, обливаясь кровью… Остальные тоже рухнули в снег, кто раненый, кто убитый, а кто живой — пока что не разобрать.

Пулеметы били — не поднять головы. Но Горшков все-таки полз от березы к березе… Последний рывок, бросок гранаты — и один пулемет замолк. Второй пулемет уняли огнем автоматов.

Горшков осторожно поднялся. Его примеру последовали еще четыре человека. Остальные лежали белыми сугробами на белом снегу.

Горшков появился во временном лагере усталый и злой, испачканный кровью.

Млынский крикнул:

— Ирина!

Она тотчас же появилась.

— Ранены? — спросила Ирина Петровна.

— Нет. Я укушенный. Может, бешеный!.. Гады! Жабы проклятые!

— Успокойтесь! — сказала Ирина Петровна. — Не машите руками, дайте перевязать.

— Ты понял, Горшков, что они делают? — спросил майор.

— Понял… Они нам делают спектакль, а мы за него платим жизнью…

— Правильно, Леня. Мы видим только то, что они нам хотят показать. Надо уходить, чтобы вернуться другим путем…

В антикварном магазине «Стессель и сын» перед самым закрытием было пустынно. Грустно смотрели глазами-пуговицами чучела медведя и волка, и муляж доисторического ящера выглядел еще нелепей, чем раньше…