— Примерно так же…
— Ясно… — вздыхаю, понимая, что рассказов о детстве от него не дождёшься. Может, потом. — У тебя был секс в бассейне?
— В этом?
— Да, в этом, Федь… — пытаюсь вырвать свою ногу из рук этого дурака. — У тебя, я смотрю, была богатая сексуальная жизнь… а у меня ты второй!
В его глазах загораются какие-то дьявольские огни. Но я вдруг представляю его в этом бассейне с блондинкой Риммой, и меня опять подбрасывает. Пихаю его пяткой в бедро.
Ставит на пол стакан и, дёрнув меня вверх, поднимает на ноги, а потом укладывается на моё место и разводит руки.
Гордо вскинув подбородок, раздумываю целых пять секунд, а потом усаживаюсь на него верхом. Шезлонг жалобно скрипит, и Федя упирается ногой в пол, чтобы снять с него двойную нагрузку. Пробравшись под халат, сжимает ладонями мои бёдра и, сдёрнув его с моих плеч, кусает ключицу. Захватывает ртом сосок, который маячит перед его лицом...
— М-м-м-м… — Пихаю его плечи обиженно. — Руки…
— Ни хера себе… — раздаётся чужой заспанный голос справа от нас.
Взвизгиваю, прижимая локти к груди.
Федя подскакивает, обхватив меня руками.
Из-за его плеча вижу в дверном проёме высокого худого парня с собранными в короткий хвост тёмными волосами. На нём мятые шорты, растянутая футболка и выражение восторга на красивом лице. Очень красивом лице.
— Зачётная… единица... — сверкает белыми зубами, показывает два пальца вверх и подмигивает мне!
— Кир, блть, свали отсюда! — орёт Федя, оборачиваясь через плечо.
Усмехнувшись и поигрывая бровями, парень пятится и исчезает за дверью.
— Это твой брат? — спрашиваю шокированно, натягивая на плечи халат.
Они совершенно непохожи. В том смысле, что его брат настоящий красавчик!
— Да, — отвечает Федя, снимая меня с себя. — Понравился?
— Вы непохожи...
— Он в мать пошёл, я — в отца, — говорит, упрямо глядя в мои глаза.
Задрав голову, бегаю ими по его лицу.
Он что, ревнует меня к своему брату? Браво, Немцев!
— Понимаешь, в чём дело, Феденька… — говорю очень мягко, будто разговариваю с умственно отсталым идиотом. — Я люблю, когда из парня слова не вытянешь. И когда, ну знаешь, он вечно хмурый, как урюк…
— По описанию какой-то дебил форменный. — Упирает он руки в бока, нависая надо мной.
— Иногда так и есть, но любовь, как говорится, зла, полюбишь и… Ай! — взвизгиваю, отскакивая, потому что этот урюк отвесил мне шлепок по заднице.
Три часа спустя я достаю из духовки запечённую форель и перемешиваю салат с козьим сыром и орешками.
— Пахнет едой… — замечает Кирилл, прислонившись бедром к столешнице и сложив на груди руки.
— И её даже можно есть… — бормочу, посматривая на часы.
Уже почти семь вечера...
— Это божественно… — Запихивает в рот кусок рыбы парень, хватая её прямо с противня, который я не успела донести до стола. — Я теперь тоже тебя люблю...
— Он сказал, что любит?.. — вглядываюсь в окно, у которого расположена кухонная мойка.
Оно выходит во двор, и за ним, там на улице, настоящий метеоритный дождь!
— Ага, — с набитым ртом кивает Кир. — Прям так и сказал “я её люблю”...
Я бы посмеялась, но Немцев уже два часа как уехал в город за моей сестрой. Он взял “Рендж Ровер” вместо своего “доджа”, потому что у того слишком низкая подвеска для такого потопа...