Плечом ударяюсь о кабину, потому что Федю качнуло прямо на меня. Впиваюсь зубами в его нижнюю губу, прикусывая до его рычания, и рычу сама:

— Слышать ничего о ней не хочу!

Федя трогает языком губу, а я вырываюсь из его рук и выбегаю из лифта, как только открываются двери. Чертыхаясь, ловит меня, обхватив поперёк талии руками.

— Иди к ней сейчас! — Брыкаюсь, вертя ногами в воздухе. — И скажи, что у вас всё! Никакой свадьбы и детей!

Подтащив к двери, заламывает мне руку за спину, вжимая мою грудь в свою, и снова тянется к моим губам. И лицо у него такое, будто он пьяный!

— Ты меня слышишь? — взвизгиваю, пытаясь вывернуться из его хватки.

Ловит мой рот своим и обводит языком, а потом впивается в него, и я чувствую эрекцию у него в джинсах.

— Федя!

— Родился мужик, который будет указывать тебе, что делать… — хрипит, выхватывая из заднего кармана ключи от квартиры, и снова пытается поймать мой рот своим.

Уворачиваюсь от него и отскакиваю, как только открывает дверь в эту ужасную, кошмарно пафосную, приторно роскошную, огромную до неприличия квартиру, в которой он собирался жить с другой!

Не разуваясь, влетаю на кухню. Дёрнув первый попавшийся ящик, обнаруживаю там сушилку с посудой. Белые тарелки с золотой каймой. Скучно. Как и вся эта кухня. Я бы никогда так не оформила. Я люблю оранжевый!

— Уеду в Москву, обратно её сюда позовёшь?! — Схватив тарелку, резко разворачиваюсь я. — Всё для себя тут обустраивала?!

Немцев появляется следом. Бросает на столешницу ключи и, выгнув брови, смотрит на тарелку в моих руках.

— Мне не нравится! — размахнувшись, швыряю её на пол, но она не бьётся, а с громким звуком скачет по полу.

Твою мать! Небьющаяся посуда?

Хватаю ещё одну, отправляя следом. Та же история.

— Технику тоже будешь колошматить? — провожает тарелку глазами Федя .

На его лице веселье, а ещё то самое выражение, которое посещает нас, когда у него вся кровь от мозгов стекает в штаны! Посмотрев на меня с усмешкой, забрасывает за спину руку и стягивает с себя свитер вместе с футболкой.

— Ты что делаешь? — Пячусь, глядя на идеальные загорелые кубики и тугие бицепсы. — Оглох? Я сказала: иди и разберись со своей “одноклассницей”! — указываю пальцем на коридор.

— Сначала с тобой разберусь, — кивает, отбрасывая в сторону свитер и двигаясь на меня. — Чтобы сначала думала башкой своей рыжей, перед тем как чушь молоть всякую.

Оббежав стол, предупреждаю:

— Магазин закрыт! Я не сплю с чужими парнями!

— А я сплю только с тобой. Иди сюда.

— Размечтался…

Не спуская с него глаз, двигаюсь в сторону гостиной, по пути дёрнув за белую скатерть и свалив со стола какую-то бутафорскую вазу. Она ударяется о кафельный пол и разлетается на чёртову сотню осколков!

Победоносно смеюсь.

Схватив подушку, швыряю в Федю, запрыгнув на диван. Взвизгнув, бросаюсь в сторону, потому что он оказался рядом так быстро, что я ничего не успела понять.

— Попалась, моя фурия, — вжавшись носом мне в ухо, хрипит Немцев.

Его руки окружают меня со всех сторон, прижимая спиной к груди и не позволяя пошевелиться.

От притока адреналина по телу как будто гуляют электрические разряды, заставляя меня извиваться и тереться о него.