Брата Освина разрывало от противоречивых эмоций: оборотень не смел даже пальцем касаться его сестры, пятнать ее самой своей дьявольской сущностью, но именно оборотень спас ее от безумца. Только благодаря белому волку Аделия сейчас с ними, а не в хижине, где могла б умереть родами без какой-либо помощи…

— Я вернусь, — произнес Шерман, обернувшись от кромки деревьев. — После решайте, как со мной поступить. Я весь в вашей власти! — И он нырнул за кусты ежевики.

Сэмюэль Лэмб постоял, завороженно глядя туда, где он только что был, а после бросился впрягать лошадь в повозку. Когда с этим было покончено, и он готовился отъезжать, Аделия позвала его…

— Мы должны торопиться, — произнес он, желая избежать разговоров и просьб. Он знал, что они непременно последуют и даже догадывался, кого они будут касаться…

— Только минутку. — Аделия взяла его за руку. — Только минутку, прошу. — Сэмюэль нехотя поглядел ей в глаза, его пугал их лихорадочный блеск. Он страшился самого худшего…

— Хорошо.

И сестра не заставила себя ждать:

— Не осуждай меня за эту любовь, — попросила она. — Разве я думала, что со мной случится такое? Разве могла только представить, что вся моя жизнь пойдет именно так… — Она коснулась своего живота. — Я совершила много ошибок, Сэмюэль, и о многих раскаиваюсь, — призналась она, — но этот ребенок… и Коллум… Они единственное, за что я не стану просить у бога прощение, ведь они — благословение — не проклятие. А я не о многом просила тебя в эти годы, но сейчас я прошу: не трогай Коллума Шермана, брат. Не выдавай его церкви! Ты видел, он вовсе не зверь… Есть люди страшнее чудовищ, и один из них лежит мертвым в той хижине с серебряной пулей в груди. — Сэмюэль поджал губы, ком перекрыл ему горло. Аделия видела это и, расценив его мимику как отказ, взмолилась отчаянней: — Хотя бы подумай, о большем я не прошу, хотя бы задумайся… — Договорить она не смогла, снова задохнувшись от боли.

И Лэмб, вскочив на облучок, дернул поводья, да так, что оба животных сорвались в галоп, понеслись по дороге, взметая клубы пыли и грохоча ободами колес.

Еще на подъезде к мосту их заметил мальчонка-конюх и, стремглав бросившись к дому, закричал громко:

— Едут! Господа едут.

Слуги высыпали из дома, и Глэнис ахнув: «Господь всемогущий!», побежала перед молодым господином, указывая дорогу в комнату госпожи. Тот нес ее на руках, невольно согнувшись под тяжестью ноши, и думал о том, как дорогу втрое длиннее Коллум Шерман проделал так просто, как будто сестра была легче пушинки. Однако это было не так…

— А повитуха, господин Лэмб, надо позвать повитуху, — забеспокоилась Глэнис.

— За повитухой послали, — отозвался он глухо. — Она скоро будет.

Аделия больше не говорила с ним, только глядела с тоской. Он не мог выносить этот взгляд: он душу переворачивал.

— Беги на кухню и поставь греться воду, — велела, между тем Глэнис молоденькой Керре. — А вы, госпожа, — она отвела от лица взмокшие волосы девушки, — не беспокойтесь. Сейчас явится Бевин, поможет вам… Давайте помогу вам раздеться.

Сэмюэль развернулся и вышел из комнаты, не желая смущать сестру взглядом, спустился в холл и буквально рухнул на стул. Голова у него страшно гудела, ухало сердце, даже руки, казалось, тряслись… Должно быть, от нервов.