— Понятия не имею, — мрачно ответил Макс. К тому времени он привык к подобным вопросам. — Наверное, у меня мозги так чудно устроены.

— С мозгами у тебя все в полном порядке.

— Мозг — это мозг, — философски произнес мальчик. — А вот хорошего человека найти сложно.

Учитель растерялся от умного не по годам замечания и замолчал, а Макс смиренно продолжил:

— Вы не пытайтесь во мне разобраться. Мне просто нужна дисциплина. Я буду больше стараться.

Позднее, на родительском собрании, один из учителей рассказывал: «Когда Макс сидит за партой, это похоже на какой-то балет. Поднимается нога, потом рука обвивается вокруг нее, потом появляется ступня, а голова пропадает из виду. После этого часто следует падение. Потом нередко ругань. Знаете, ему так сложно с самим собой, что даже неудобно делать ему замечания».

Родители слушали и виновато вздыхали. Хотя Макс к тому моменту уже был о себе невысокого мнения, смелость и гордость не позволяли никому в этом признаться. Иногда он разговаривал сам с собой. Даже бил себя. «Ты плохой, плохой, плохой, — твердил он. — Почему ты не изменишься?» Потом составлял списки решений. «Учиться усерднее. Сидеть спокойно. Делать домашнюю работу вовремя. Не огорчать маму с папой. Держать руки при себе».

Воспитанный в католической семье, он иногда разговаривал с богом. «Зачем ты сделал меня таким непохожим на других?» — спрашивал он.

А в другие моменты, самые отрадные, невозмутимо блуждал в своих мыслях, переходя от одного образа или идеи к другим. Время проплывало мимо, а он этого даже не замечал. Часто такое состояние возникало, когда Макс читал. Он начинал с первой страницы, а к середине третьей его уже уносила фантазия о воздушных замках и блестящей победе в чемпионате по американскому футболу. Мальчик мог мечтать так полчаса, сидеть и смотреть на третью страницу. Это было одно из величайших удовольствий, но делать домашнюю работу в срок мешало.

У Макса были друзья, но он нервировал их своими чертами характера, которые они воспринимали как эгоизм. Став взрослее, он понял, что ему сложно следить за разговором в группе, и ловил себя на том, что безучастно смотрит в пространство. «Эй, что с тобой, Маккарти?» — говорили друзья.

Только прирожденная жизнерадостность помогала ему общаться, а благодаря уму он не получал совсем низких оценок в школе. Макс избежал социальной и образовательной катастрофы.

К девятому классу семья привыкла к своему Безумному Максу. Он перестал огрызаться, стал спокойно относиться к подтруниванию и даже смеялся над собой, специально спотыкаясь или постукивая пальцем по голове со словами: «Псих». Ему сделали комнату в подвале: «Пусть беспорядок будет в одном месте, подальше от глаз моих. Раз ты не в состоянии держать свою комнату в чистоте, по крайней мере мы уберем тебя в самое незаметное место». Макс был совершенно не против.

Время, когда отец рисовал ему кружочки на лбу, было далеко в прошлом. Теперь Патрик только надеялся и молился, что сын сумеет выжить в жестоком мире, найдет для себя какую-то область, где его творческая жилка и доброта будут вознаграждены, а колоссальная безответственность и нерадивость не приведут к увольнению. В глазах же мамы Макс оставался обожаемым, гениальным растяпой. Иногда она чувствовала себя виноватой, что не сумела исправить его, но, воспитывая троих детей и оставив ради этого карьеру, женщина пыталась научиться не нервничать. Она даже чувствовала облегчение, что проблемы с Максом не разрушили семью.