Грязная ледяная жижа чавкала под ним. Мгновенно промокли кашемировый свитер и новые джинсы.

— Быстрее, быстрее! — хрипел Афросий. Антон старался не смотреть ему в глаза — в них, словно отражение черной трясины, плескался ужас.

Он подполз к самому краю ямы, ухватил его за шиворот Илью и вытянул на поверхность, где Шкода уже переволок на безопасное место:

— А-а-а!

Они лежали втроем, тяжело дыша, вокруг зимнего болотца, а у Ивана в ушах звенел бабкин голос: «Смотрите, в трясине не завязните».

Тогда он не обратил внимания на эти слова. А зря. Не пришлось бы в грязи валяться и столько времени терять. Но кто мог подумать, что незамерзшее болото в 30-ти градусный мороз — реальность. Кстати, откуда бабка-то про него знала?..

— Подъем, — скомандовал Шкода, — замерзнем тут на болоте.

Промокшая до нитки одежда неприятно прилипала к телу, в ботинках — сырость, от чего пальцы на ногах уже одеревенели.

— Надо двигаться дальше, — сказал он мягче, скорее себе, чем товарищам. — Там просушимся.

И, не дожидаясь ответа, сам поднялся. Сколько же шагов он прошел, прежде чем Афросий начал тонуть? Он подошел к чахлох осинке, зябко кутавшийся в его шарф, подхватил из травы Антонову куртку и бросил ее ему:

— Подъем, я сказал!

Афросий послушно приподнялся на локтях, но дальше двинуться не мог — легкие передавило словно железные обручи бочку.

«Сколько шагов? — стучало в висках. Последнее, что он помнит, это триста девяносто восемь шагов, — но это было раньше. Где?»

Он оглянулся. Стараясь двигаться точно по своим следам, чтобы снова не сбиться, он стал возвращаться назад, к тому месту, которое он помнил и было триста девяносто восьмым шагом.

Палка там валялась на земле, с почками. Он еще удивился — январь, а в лесу почки на деревьях созревают. И это был триста девяносто восьмой шаг.

Он прошел еще несколько шагов. За ним наблюдали Афросий и Ключник.

Афросий все еще тяжело дышал, иногда сплевывая куски грязи со слюной. Антон пытался очистить одежду. Он вырвал пучок сухой травы и вытирал им свитер и джинсы. Конечно, дорогая одежда была безнадежно испорчена, но, по крайней мере, стала суше и уже не липла к телу.

Афросий повернулся к нему. Внимательно на него посмотрев, протянул руку:

— Спасибо…

— Да ладно, в общем-то не зачем, — Антон закрыл глаза и подставил лицо слабым солнечным лучам.

— Не скажи, — Афросий был явно настроен пооткровенничать, — у нас многие ребята просто прошли бы мимо…

— «У вас» — это где? — говорить на эту тему не особо хотелось, но Илья так многозначительно молчал.

— Ну, в нашей партии…

— У вас что, и партия есть? — заинтересовался Антон.

— Конечно, — Афросий даже порозовел от удовольствия, — наша цель — возродить Рейх!

Антон невольно открыл глаза. Тусклые лучи пробивались сквозь черные ветки, воздух вонял болотом.

— Зачем?

— Как «зачем»?! — Афросий громко шмыгнул. — Пора кончать этот беспредел! Править должны лучшие!

Антон с издевкой глянул на него:

— Это ты, что ль?

— А хоть бы! — грязное лицо Ильи сияло. — Революция, война — это же такие бабки! Можно отжать у толстосумов их барыши, и тебе за это ничего не будет, прикинь! Потому как они — ничто, а ты — все! И заживешь нормально.