– А может, за красивые глаза скидку, не… ну пожа-а-алуйста?

Глаза и впрямь были прекрасны: ярко-карие, с необычным бордовым оттенком. Пленительно-выразительные на чистом белоснежном лице, они легко могли растопить сердце любого мужчины.

– Ладно… – еле выдавил из себя бармен. – Налью меньше обычного. Гони свинец.

Благоухающая грибная похлебка обжигала маленькие пухлые губы, растекалась по языку и заполняла рот до самого нёба. Плевать, что жжет. Плевать, что порция скупая и жидкая, едва способная утолить голод ребенка. Плевать… Главное – она есть.

Лана, умиляясь, смотрела, как ее малышка, ее единственное сокровище, уплетает суп за обе щеки.

– Ма, а ты будешь?

– Нет, котенок, для меня главное – твой набитый животик. Да и ты ж понимаешь, мне этим не наесться.

– Ну, ма, хотя бы пару ло-о-ожечек, – протянула Катя, пытаясь проявить заботу. – Ну ради меня!

– Вот упрямая. Хорошо. Только пару и только ради тебя.

Тарелка быстро опустела.

«Голод, голод, голод. Утоли меня, утоли-и…» – внутренний голос скребся маленькими острыми коготками по нервам своего носителя.

– Надо думать, где поживиться. – Лана достала карту метро со своими пометками.

– Так. Пора нам сваливать с конфедерации – носом чую, вскрылось мое дельце недельной давности, и рыщут ищейки эсбэшные, по пятам идут, – женщина поморщилась. – В Большое Метро надо, но не через Римскую, где я наследила. Тогда… Марксистская, однако, несмотря на мои липовые доки со штампом Ганзы, ее паспортный контроль нам лучше миновать. А обход у нас… – Лана вгляделась в карандашные пометки с буквой «К», – канализация… Блин! Давненько мы не ползали по отстойникам.

Лана выпрямилась, убрала карту и заколола невидимками вечно мешающиеся пряди волос; поднялась и посмотрела в мутное зеркало, висящее у выхода из столовой.

Худая, бледная, невысокого роста, в обтягивающих лосинах, черной кофте да в мешковатом плаще.

Она улыбнулась.

– А ты все еще выглядишь, как восемнадцатилетняя девчонка, – похлопала себя по щеке, потом позвала Катю: – Пойдем, солнышко.

– Я не солнышко, я – хомяк! Хрум, хрум!

Блокпост Площади Ильича миновали без проблем. Липовые документы – хорошая вещь, да и вопросов тем, кто покидает станции, задают гораздо меньше, чем тем, кто пытается попасть внутрь.

Туннель был сухим и тихим, и еще темным…

– Вот блин! Без фонариков-то тухло как-то, даже с моим отличным зрением. Надеюсь, мы найдем нужный поворот со спуском в чудные благоухающие стоки, – еле слышно, с шипением бормотала Лана. – Еще и этот чертов голод…

– Мама, тебе плохо? – забеспокоилась девочка. – Ты ведь меня не оставишь?

– Ну что за глупости, Катенька, мама никуда не денется, мама посильнее многих еще будет. Ха-ха.

Попытка подбодрить была тщетна, тут даже младенец заметит усталость в голосе, в шагах, движениях. И этот кромешный мрак, способный растворить в себе все… Тени, судьбы, пространство, время. Интересно… Сколько уже прошло, час? Два? Вечность? Вечность, умноженная на два? Лана не знала, ей было плевать… Ведомая жаждой насыщения, она продвигалась вперед, цепляясь за тонкую красную нить жизни.