Быстрая и блестящая, как морская змея, она скользила между серыми каменными набережными — завораживающая… Пугающая…

…влекущая.

Тонкая цепочка просыпалась в ладонь мелким золотым песком, сиреневые лепестки выцвели на зимнем свету. Кулон еще хранил тепло моего тела и воспоминания о касании пальцев Романа. Он вообще слишком много в себе хранил.

Я размахнулась и со всей силы швырнула его в черную речную воду. Не увидев даже всплеска среди переплетения гладких струй.

Люблю пафосные жесты.

Однажды я придумала себе красивую историю — и придумала даже, что она мне приснилась, так хотелось чего-то необычного в жизни.

Суть была в том, что мне обязательно надо подарить образок моей святой покровительницы Каллисты, в честь которой я была крещена, мужчине, который забежит в церковь с безумными глазами и будет ставить свечи перед разными иконами.

Взяла с собой недоумевающую от таких раскладов подругу и отправилась в ближайший храм.

Что самое интересное — такой мужчина там и правда появился. Может быть, я чуточку чересчур романтически интерпретировала его вид, мысленно добавив безумия, да и свечки он успел поставить всего две…

Но подошла и — я! стеснительная интровертка! — попыталась всучить ему этот образок бормоча что-то о том, что он непременно поможет.

Не знаю, как — но убедила его взять и тут же, подхватив подругу, сбежала на улицу. Лишь краем глаза заметив, как он рванул к священнику, чтобы настучать… в смысле посоветоваться, конечно, посоветоваться, что делать с нежданным подарком.

Не знаю, чем это все кончилось. Дешевенькую цепочку я точно так же торжественно бросила в реку, едва отдышалась от нашего бегства.

Вечно придумываю себе сказки и увлеченно в них живу. Некоторые называют это бегством от реальности. А я их жизнь — унынием и скукой. Каждому свое. Кому-то танцы фейри, кому-то сковородка по акции.

Зато их не ломают такие банальные истории, как мимолетная интрижка в тридцать с хвостиком лет, от которой не осталось никаких видимых последствий — ни ребенка, ни плюсика в анализах на ЗППП, ни чужих кредитов.

Следы остались только невидимые. Переломанное, искореженное сердце, едва бьющееся в груди, да черная дыра в том месте, где после развода была хоть и выжженная, но все же земля.

Я так долго бродила по улицам, уже забыв о том, что можно вернуться домой, что совсем перестала чувствовать холод. Зато и боль тоже ушла, осталось пустое оцепенение, словно из несовершенной оболочки куда-то вытек весь мой огонь, и теперь нечему было меня мучить изнутри.

Остался покой и воля. Или неволя. Все равно.

Очнулась я, лишь с размаху споткнувшись о камень и пропахав ладонями разбитый асфальт. Боль от содранной кожи выдернула меня на уровень сознания, и я с удивлением обнаружила себя в каких-то совершенно незнакомых краях.

С одной стороны тянулось широкое, но абсолютно пустое шоссе, с другой — глухая кирпичная стена, за которой высился заброшенный завод с выбитыми окнами. За ними пряталась темнота — и еще темнее темноты — горбатые тени с острыми углами. Отчего-то все еще зеленеющие деревья свешивали посеребренные инеем листья через край стены. Пахло креозотом — наверное, где-то недалеко проходили железнодорожные пути. Или заводская узкоколейка.