Впрочем, какие места в ноябре — не унылые?

Я старалась развлекаться по мере сил, но на друзей тоже напала осенняя депрессия, и они тянули минимум рабочих обязанностей, не находя сил ни на что иное. Но обещали проснуться и замутить что-нибудь интересное к Новому Году, вот кровь из носу!

Только у Анечки в благословенном солнечном Израиле настроение было получше, поэтому мы снова созванивались, чтобы поболтать, когда у нее было время.

Времени было мало — она нашла новую работу и нового мужика на этой работе. Просто идеального, по ее словам. Он развлекал и опекал ее детей, строил планы на будущее, обещал свозить в Европу, когда закончится «вот это все». Она была не такой цацей, как я, например, и всегда горячо благодарила виртуальных поклонников за картинки с роскошными букетами в мессенджерах — так, будто они были настоящие. Так что за одни только обещания она обмурлыкивала его со всех сторон и с гордостью рассказывала, какой он хороший, лучше всех ее бывших!

Я привычно молчала, не желая вступать в пререкания. Только сама похвасталась, что издательство уже утвердило дизайн серии, прислало мне обложки первых романов, которые должны были в ней выйти, и мы подписали договор на приличную такую сумму аванса.

— Это тебе твой богатенький Ромочка подогнал халявку? — фыркнула она то ли с легкой завистью, то ли с подъебкой.

— Да нет, они же сами позвонили! — горячо возразила я.

— Ну-ну… — с недоверием протянула Анька.

— Серьезно! Ведь… — я задумалась. Прошлые попытки издаваться были не слишком удачные, с чего бы и впрямь новой команде вдруг так за меня хвататься? — Блин…

— А я тебе о чем! — Анька заслонила микрофон и рявкнула на детей, чтобы не мешали, а сама вышла на террасу. Динамики тут же заполнил многоголосый шум южного города, шелест деревьев, крики каких-то птиц, и я с завистью вздохнула.

— Что-то мне даже в голову не пришло, — посетовала я. — А надо было подумать, конечно.

— Вот как он тебя хочет! — назидательно сказала она. — Нормальный мужик же. Что у вас там опять не так?

— Да не нужен мне нормальный мужик, — поморщилась я. — У меня другие приоритеты в жизни.

— Графомань твоя, что ли? — Анька покачала головой. — Алис! Как можно променять живого человека на какую-то писанину?

— Ань! — в тон ей отозвалась я. — Как можно променять себя и свои интересы — на какого-то другого человека?

Она раздраженно чем-то громыхнула и заявила:

— Тебе просто нравится быть несчастной, Алис. Ты всегда с наслаждением страдала. Помнишь этого своего… как его?  С дурацким ником таким… Мутный… Заход?

— Мятный, — подсказала я. — Мятный Закат.

— Нам было девятнадцать, мы общались с таким отребьем… — мечтательно выдохнула она. — Ну так помнишь, как ты по нему убивалась? Полгода, что ли? Стихи писала о том, как хочешь под поезд метро. Он того вообще стоил? Но нет, ты потом повторила это с мужем. Рыдала тут по расписанию у меня утром и вечером.

— Вот поэтому я не хочу ни по кому больше убиваться, — сообщила я назидательно. — Что не так опять?

— Ну и не убивайся! Я тебе о чем? Живи с мужиком в свое удовольствие. Пусть он тебя обеспечивает, а ты занимайся, чем хочешь!