– Ну что же вы! Откройте мне дверь!

Он открыл.

Лючия вышла и неторопливо пошла по брусчатке.

– Не ходите туда, – прошептал он ей вслед.

Из столовой неслись весёлые утренние голоса, и он вдруг стал их слышать. До этого в голове не было никаких звуков, кроме рёва собственной тяжёлой крови и ударов перепуганного сердца.

Меркурьев бросился на звук, и когда он влетел в столовую, все вдруг повернулись к нему, и разговоры смолкли.

Первой пришла в себя Нинель Фёдоровна. Она поставила на буфет поднос с кофейником и молочником и прижала руки к груди.

– Ва-ася, – протянула она жалостливым голосом.

Мура поднялась из-за стола, стремительно подошла и посмотрела ему в лицо.

– Ты что, с ума сошёл? – спросила она, и голос у неё дрогнул. – Что у тебя с лицом?

– Я сошёл с ума, – согласился Василий Васильевич.

Стас присвистнул. Вчерашний пёс, который на полу лакал что-то из блюдца, оглянулся, отдуваясь, и громко гавкнул на него.

Саня переглянулся с Кристиной, тоже подошёл и заглянул Василию Васильевичу в лицо.

– Ты чё, братух, совсем уделался, что ли, на почве спортивных достижений?

– Давление ему нужно померить, – сказала Софья и откусила бутерброд. – Аппарат есть?

– Конечно, – растерянно ответила Нинель, – сейчас принесу!

Емельян Иванович Кант поклонился из своего угла и сказал, что разумная гигиена жизни – залог долголетия, а непомерные нагрузки, напротив, сокращают жизнь.

– Вася, – позвала Мура. – Посмотри на меня.

Меркурьев посмотрел. Она взяла его за руку.

И словно что-то случилось!..

В голове у него опять зашумело, потемнело в глазах, он непроизвольно вздрогнул, будто его ударило током, в голове ураганом пронеслось всё, что случилось на маяке. Пронеслось – и улеглось.

Он задышал свободнее, страх отступил, вернулась способность думать.

Василий Васильевич вытер на виске холодную каплю.

– Который час?

Саня стряхнул на запястье часы, застрявшие под свитером:

– Пол-одиннадцатого. А твой хронометр не работает, что ли?

– Как пол-одиннадцатого?! – не поверил Меркурьев и посмотрел сначала на свои часы, а потом на Санины, вывернув ему руку.

– Ты чё! – удивился тот. – Больно же!..

– Я тебя ждала, ждала, – проговорила Мура. – Стучала, но не достучалась.

– Я был на маяке, – ответил Меркурьев, и Мура кивнула как ни в чём не бывало.

Вбежала запыхавшаяся Нинель Фёдоровна с чёрным мешочком наперевес.

– Вася, – захлопотала она, – садись, милый, я тебе давление померяю. У тебя правда вид не очень! Убегался, что ли?…

– Не нужно мне ничего мерять, – воспротивился Василий Васильевич, уже почти ставший прежним инженером Меркурьевым. – Я пойду душ приму, и всё нормально будет.

– Вася! – прикрикнула домоправительница. – Сядь и сиди смирно!..

Кристина тоже подошла, теперь они все окружили его, как тяжелобольного, и смотрели с сочувствием и соболезнованием.

Василий Васильевич сел. Нинель ловко закатала ему рукав и надела манжету приборчика. Тонометр засопел, манжета начала надуваться.

Меркурьев посмотрел на Муру и отвернулся.

– Не вертись, – приказала Нинель.

Приборчик вздохнул, и манжета стала выдыхать.

– Ничего особенного, – объявила домоправительница. – Повышенное, конечно, но если ты бегал, так вроде и должно быть!..