Там было совсем темно, и пока глаза привыкали, мозг рисовал страшные картины – скелет, прикованный цепью, летучие мыши, лошадиный череп, ржавое лезвие гильотины и собственная его голова, которая заскачет по ступеням, когда лезвие упадёт на беззащитную шею!..
Меркурьев зажмурился, вцепившись в холодный ржавый дверной косяк.
Постепенно выступили детали – тесное помещеньице с низкими сводами и чугунной винтовой лестницей. Лестница уходила вниз, во мрак, и вверх и там терялась в темноте.
Василий Васильевич отступил на шаг и снова огляделся по сторонам. Никого и ничего, только тихая музыка.
Странное дело, он не видел здесь никакой дверцы, когда поднимался в первый раз! Меркурьев прикрыл её и посмотрел на стену. Дверца на самом деле сливалась с кирпичной кладкой, разглядеть её, не зная о том, что она есть, было трудно.
Он постоял немного и решился. Согнувшись в три погибели, протиснулся внутрь, нащупал чугунную ступеньку и полез наверх. Он именно лез, карабкался, а не поднимался, ему почти ничего не было видно, он помогал себе руками, нащупывал ступень, одолевал её, нащупывал следующую, и всё продолжалось.
Если б у него был фонарь! Мощный автомобильный фонарь с широким и сильным лучом!
Музыки здесь, за толстыми каменными стенами, не было слышно. Зато Василию Васильевичу стало мерещиться, что он чувствует отчётливый и сильный запах только что сваренного кофе!..
Выходит, тот, кто засел наверху, не только слушал музыку, но и пил кофе!..
Неизвестно, сколько он поднимался, может, полчаса, а может, больше, но в конце концов по глазам, привыкшим к темноте, ударил ослепительный белый свет, и Меркурьев увидел щель в камнях – здесь была точно такая же дверца, как и та, через которую он попал в лаз. Из щели сочился слабый свет, показавшийся Меркурьеву ослепительным.
Он толкнул дверцу и оказался на основной лестнице, почти у самой площадки! Вверху за поворотом было ещё светлее, там начинался день, шумело море, и там было не так страшно!
Василий Васильевич рванул вперёд и выскочил на площадку.
Здесь было так ветрено, что после стоячего воздуха потайного хода он захлебнулся и закашлялся.
Ветер выл в башенке, море грохотало внизу, косматые тучи шли низко, почти задевая шпиль маяка. И никого вокруг!..
Меркурьев схватился обеими руками за парапет и посмотрел вниз, а потом вверх – он бы не удивился, что тот, кто зажигал здесь огонь, умеет летать!
Никого.
Он настороженно обошёл башенку по кругу, держась за холодные влажные камни. Мура здесь упала и ударилась головой. Её кто-то напугал, и она упала!..
Он попытался заглянуть за решётку, где когда-то горел огонь, но ничего не увидел. Там было темно и пусто. Никаких следов огня, никаких проводов и электрических ламп.
– Мать твою двадцать! – заорал Василий Васильевич в сторону моря. – Хватит! Хватит надо мной издеваться!.. Кто тут есть, выходи!
Море заглушило его вопль, ветер унёс его. Меркурьев понимал, что на маяке никого нет – возможно, кто-то и был, но сейчас, в эту минуту, он тут совсем один, и это не лезло ни в какие ворота!
Он видел свет. Он слышал музыку. Он даже чувствовал запах кофе!..