Говоря между собой, они пошли дальше.
Стогов стоял не двигаясь. Он сам не мог объяснить, с какой стати прицепился к ребятам. Стыд за себя, обида за детдом, за родной город разъедали душу. Он потрогал разорванную куртку, потом пощупал начавший опухать левый глаз.
Цыганка мирно щипала траву на обочине. Она подняла голову, когда Виктор подошел. Он отчетливо прочитал неодобрение в умных лошадиных глазах.
Отправив письмо, Стогов подъехал к первому попавшемуся колодцу и долго, до ломоты в голове, прикладывал мокрый носовой платок к глазу. Очень хотелось взглянуть на себя в зеркало, но в единственную парикмахерскую зайти постеснялся. А рассмотреть себя в ведре воды, наполненном до краев, не удалось: изображение постоянно коробилось, делая лицо перекошенным до неузнаваемости. Какой уж тут глаз!
На квартиру, которую детдом снимал на случай ночевки в Асине, Виктор не поехал, чтобы не отвечать на вопросы хозяйки, которую он не любил за ее страсть к сплетням. Проехав последние дома райцентра, он нашел стог сена, стреножил лошадь и глубоко зарылся в пахучую сухую траву. Борясь со сном, попытался сочинить легенду, откуда взялись подбитый глаз, разорванная куртка и штаны.
Всю обратную дорогу Виктор придумывал ответы на вопросы, которые, глядя на его разукрашенную физиономию, непременно задаст Нелли Ивановна. Вариантов было много. Это успокаивало. Главное, опередить ее сообщением о выполненном поручении.
Во дворе детдома, не слезая с лошади, он громко отрапортовал:
– Нелли Ивановна, письмо отправлено.
– А ты что, его с боями местного значения отправлял? Где это тебя так раскрасили?
– Это, что ли? – Витька небрежно потрогал заплывший глаз. – Да ерунда, заснул и за ветку зацепился.
– Зацепился чем? Глазом, курткой или штанами? Скажу Алексеевне, чтобы она тебя хорошеи трепкой наградила за выполненное задание.
Нелли Ивановна, наверное, продолжила бы угрозы, но подошел Никитич, и директор переключилась на него:
– Это вы Виктора портите, Савелий Никитич, подчеркиваете его незаменимость, – кивнула она в сторону Стогова. – Посмотрите на этого бойцовского петуха в лохмотьях!
– Э-э, Ивановна, значит, мало нагружаешь, вот и весь сказ! Когда наломается, чтоб только на карачках доползти до постели, сил на драку уже не останется.
Это утро у Стогова и Спичкина началось, как всегда, очень рано – с поиска пасшихся ночью лошадей. Несмотря на путы, они иногда уходили за ночь на полтора-два километра да еще, спасаясь от шершней, забирались в такую чащобу, что только по громкому фырканью и можно было их отыскать. Выехав на дорогу, ребята собирались размять лошадей галопом, но, увидев шедшего в направлении детдома человека в вылинявшей солдатской форме, попридержали их.
– Дядь, вы не в детдом? – осторожно спросил Валерка.
– Да, в детдом, а вы знаете, где он?
– Мы сами детдомовские, – обрадованно сказал Виктор. – Садитесь ко мне на коня, мы вас быстро довезем: тут недалеко.
– Нет, ребята, мне после ранения и операции нельзя трястись. Я проехал часть дороги на машине военкомата – так боль в спине страсть какая! Пешком ничего, терпимо.