– С первым снегом! – Никитич отворил дверь на кухню, но, уже приученный Польди к аккуратности, сбил снег с сапог, прежде чем сесть на табуретку. – Кликни Ивановну! – попросил он.

– Ты пешком, что ли? – удивилась раннему гостю повариха.

– Пешком, пешком, «переобуваю» коняку, потому и к вам пришел пораньше.

Повариха непонимающе поглядела на председателя и пошла звать директора.

– Ивановна, снег-то видела? Я ведь пришел пораньше, чтобы предупредить: на лошадях сейчас ездить нельзя. Переобуть их надо, ну, подковать, стало быть. Пусть ребята под уздцы, не верхом, отведут лошадей в кузницу. Я с кузнецом договорился.

Кузнец, здоровый бородатый старик, завел Осла в стойло, привязал узду к перекладине и, слегка похлопав по передней ноге лошади, попросил:

– Ну, ну, дай ногу!

Конь, словно все понимая, согнул ногу. Кузнец большим рашпилем стал строгать подошву.

Ребята с ужасом смотрели на эту процедуру, ожидая, что лошадь сейчас начнет биться от боли и угрожающе ржать. Но конь стоял спокойно. А когда кузнец гвоздями стал прибивать подкову к копыту, дети не выдержали.

– Дядь, что вы делаете, ему же больно! – закричал Валерка.

– Он тебе пожаловался? – спокойно спросил кузнец. – Ты что, орешь, когда тебе подстригают ногти?

Через час обе лошади, с удовольствием постукивая подковами по дощатому полу, вышли на снег.

– А верхом можно? – спросил Валерка.

– Можно, если задницу себе уже набил, – улыбаясь, ответил кузнец.

Задницы они набили давно. Как только лошади окрепли, Виктор с Валерой, подражая местным ребятам, стали ездить верхом.

Сёдел не было ни в колхозе, ни в детском доме. Уже в первый же день от острого хребта лошади на ягодицах появились такие ссадины, что ходить можно было только широко расставив ноги. Чтобы не вызывать смех и ненужные вопросы, ребята спрятались в бане. Оба считали невозможным обратиться за помощью к Изабелле Юрьевне. Виктор вспомнил, что в Ленинграде, в своем дворе, они все болячки лечили листьями подорожника, отмытого от пыли слюной. Друзья набрали листиков, помыли и приложили их к ссадинам. От прохладной влаги исчезли боль и жжение. На ночь процедуру повторили и улеглись раньше других.

Утром ни Стогов, ни Спичкин ходить не могли. Присохшие листья так царапали болячки, что казалось, будто между ягодицами сидит еж. Терпеть дальше было невозможно, и вспоминать, как они попали в объятия Изабеллы Юрьевны, не хотелось. Словом, неделю они только смотрели на лошадей. Потом довольно быстро кожа загрубела, и езда не приносила страдания.

Поэтому сейчас, чтобы удивить кузнеца, они ловко вскочили на лошадей и с места рванули крупной рысью.

Попытки Нелли Ивановны наладить учебу старших ребят срывались из-за неотложных хозяйственных работ, таких, в которых нельзя было заменить Стогова и Спичкина мальчишками помоложе. Когда кончались дрова, без Витьки с Валеркой было не обойтись. И это директор хорошо понимала. Заготовленные еще осенью бревна были сложены в штабеля в лесу, в десяти – двенадцати километрах от детдома. Расстраиваясь, что сын пропускает много занятий, Алексеевна предложила директору свою помощь. Нелли Ивановна сначала согласилась, но потом, вспомнив слова Никитича о том, что в лес зимой в одиночку, особенно женщинам, ходить не следует, отказалась. Скрепя сердце она, как бы советуясь с ребятами, попросила помочь выйти из положения.