– А ты, Савелий, значит, похоронил меня, коль стал раздавать мое добро?

– Так ведь раздавать, а не продавать. Дарю-то кому? Безродным детишкам. Если потребуешь, верну тебе твой дом, а свой дом отдам им.

– Да леший с ним, с домом! Намедни директорша подходила, спрашивала, не соглашусь ли я остаться и учить печному мастерству ее обормотов. Хитрая баба! Говорит, что бесценный опыт печного дела надо передавать, а не уносить с собой. Не сказала куда, как-будто я не понимаю – куда. Я уже пробовал передать опыт воронопашинским стервятникам, так они обобрали меня подчистую. Даже крест нательный срезали во время сна. Я одного, что понахальнее, сгреб, приставил нож к его глотке и сказал, что, если сейчас же не принесут мастерок, молоток и отвес, перережу глотку. Принесли, треклятые. Правда, обещали меня прибить. Но я уже в те края не хожу. Тайга, она в Воронопашино не упирается. Ваши-то как? Не падки на чужое?

– Ну что ты, Варфоломеич! Наши на это не способны.

– Ну, слава богу!

Хитро прищурившись, Кибитка посмотрел на Стогова и Спичкина.

Нелли Ивановна с воодушевлением восприняла согласие Кибитки дать уроки мастерства печного дела, а старшие ребята между собой пожелали «новому учителю» провалиться сквозь землю. Но Кибитка сам с первыми петухами исчез.

Встретив председателя, директор спросила, когда же Владимир Варфоломеевич начнет обучать ребят? Не обманул ли?

– А кто ж его знает! Я первый раз видел, как он с тобой разговаривал человеческим языком, а то либо ругается на чем свет стоит, либо грозит убить. Видишь, он тебе одной сказал, что его зовут Владимиром Варфоломеевичем, а у нас никто этого не знал. Кроме как «царский гриб» да Кибитка его здесь и не величают. Видать, учуял в тебе интеллигента, а с нами только собачится, как бешеный кобель. Так и остерегайся, чтоб не укусил. И то правда, при вас, ленинградских, совестно так ругаться. Не то что с нашими бабами: ты им слово, а они тебе десять, да каких!

Пока мылись старшие ребята, Александра Гавриловна решила поменять постельное белье. Снимая простыню с постели Сережи Реброва, она обнаружила бумажный пакет, в котором лежали засохшие кусочки и корки черного хлеба. Женщина медленно опустилась на кровать, уставившись на пакет, который воскресил воспоминания о горьком, страшном и не таком уж далеком прошлом. «Знать, этот страх перед голодом останется на всю жизнь, коль при реальной сытости он не покидает ребенка», – подумала Александра Гавриловна. Она нашла еще три «склада» с корками хлеба, кусочками печенья и сахара у других ребят и решила никому не говорить о находках. Но тайна продержалась недолго.

…Председатель сказал, что нынче богатый урожай черной смородины, растущей вдоль берега реки Яя. Банки с крупной ягодой уже приносили ребята. Их рассказы о бесконечных зарослях смородинных кустов особенно поражали воображение Изабеллы Юрьевны, мечтающей об изобилии витаминов. Но Нелли Ивановна скептически отнеслась к сообщению председателя, тем более ребят.

– Ну сколько можно набрать ягод? – допытывалась директор у Никитича. – Ведро-два?