В сравнении с такими качановскими лентами, как «ДМБ» или «Даун Хаус», «Арье» прошел малозаметно. Но Гарик за счет него расширил собрание своих образов. И тогда же он влился совсем в другое по силе резонанса и популярности кино. Перевоплотился отнюдь не в ангела, а в криминального авторитета по кличке Мозг в гротескном боевике «Жмурки» Алексея Балабанова. Горыныч наконец добрался до режиссера, у которого «сыграл бы хоть ботинок, хоть портянку».
К середине «нулевых» Балабанов уже являлся одной из наиболее обсуждаемых и определяющих российскую «линию кино» фигур. Он чередовал саркастично-жестокие блокбастеры («Брат», «Брат-2») с безжалостно препарирующими человеческую психологию и мораль откровенными картинами («Про уродов и людей», «Война»). «Жмурки» относились к первой категории. После них Алексей до конца своей жизни шутить (даже в тарантиновском духе) в кино перестал. Зато сохранил особенность сотрудничать почти в каждой своей работе с известными отечественными рок-музыкантами. У Гарика с Алексеем взаимоотношения развивались по сложной траектории. Например, в «Жмурках» Горыныч сразу решил сниматься, «потому что это Балабанов и сценарий понравился». Хотя ему досталась «совсем небольшая роль, всего три съемочных дня». Но «позвонила второй режиссер фильма и сказала, что Алексей хочет, чтобы данного героя сыграл именно я. А поскольку старых товарищей по оружию не бросают, я согласился». Между тем был период, когда «старые товарищи» довольно долго друг с другом не разговаривали из-за принципиальных разногласий.
«Это случилось летом 1997-го в Сочи, на премьере первого «Брата». Помнишь, там есть фраза: «Не брат ты мне, гнида черножопая». После нее я и один выдающийся грузинский режиссер вышли из зала. А потом мы сидели с Лешей в «Проке» (профессиональный клуб кинематографистов на «Кинотавре»), выпили, и я ему сказал, что нельзя такое озвучивать в фильме, потому что ужасающие вещи сейчас в реальности происходят. Чеченская война идет. И так уже ненависть в обществе по национальному вопросу предельная. Мы стремительно размежевываемся. Ты, как художник, не имеешь права еще больше провоцировать агрессию.
Он со мной не согласился, и мы дико поссорились. Несколько лет не общались, перестали подавать друг другу руки. Это было идейное расставание двух людей искусства. Но наша размолвка не отменяла моего отношения к Балабанову как к великому художнику. Леша оставался для меня колоссальной величиной и остается по сей день. Я внимательно смотрел все его фильмы. Меня оставил холодным «Морфий», привел в недоумение «Груз 200», довольно бесстрастно я воспринял «Войну», но все остальные балабановские картины, и «Жмурки» в том числе (не потому, что я там снимался), вызывают у меня восхищение. Как всякий творец, Алексей был очень непрост и подвержен своим демонам, но тем и отличается большой художник от маленького, что он может принести своих демонов людям. И люди на них отреагируют».
Восстановить приятельские отношения Гарику и Алексею удалось опять же на «Кинотавре» в 2000 году, когда представляли «Брата-2». «Многое за несколько лет поменялось. Меня уже и та фраза из первого «Брата» остро не цепляла. Некоторые вещи и события воспринимались по-другому. Не помню, с чего конкретно началась наша встреча с Лешей, но мы опять сели и на сей раз тепло поговорили. Наверное, я сказал, что очень его люблю. Такие же слова я иногда говорю Ване Охлобыстину или Мише Ефремову. Не столь важно, какие у нас жизненные взгляды и мнения по текущему историческому моменту, сколь важно то, что я ценю в каждом из них художника. Я вообще отходчивый. После ссор начинаю копаться в себе. И дело не в поиске компромисса или ощущении собственной неправоты, а в понимании того, что человеческие отношения важнее. Я непримирим, лишь когда речь идет о чести и бесчестии. Есть люди, которым я не подаю руки и никогда не подам. Их не очень много, но они есть. А в остальных ситуациях мне достаточно, чтобы передо мной извинились. Потому что и сам умею извиняться перед людьми».