— Никак нет, — откликнулся Кирилл: командир уже разговаривал по-товарищески…
— В станцию метро… Готов?
— Так точно!
— Проверь еще раз!
Кирилл проверил наводку и вдруг ощутил неприятное дрожание рук, набежала слеза. Он смахнул ее, закусил губу.
— Готов, триста пятнадцатый?
— Готов…
— Огонь!
Он зажмурился и надавил гашетку. Он не почувствовал даже рывка машины назад — ждал результата. Башня наполнилась пороховым дымом — отказала вытяжная вентиляция.
А результата не было! Шлемофон молчал… Он побежал пальцами по проводу шлемофона — разомкнулась фишка! Соединил и услышал обрывок сказанной командиром фразы:
— …отдыхай, триста пятнадцатый!
Кирилл откинул люк, высунулся — из башни потянулся дым. И увидел, что болельщики, стоя вокруг, смотрят на него испуганно-восхищенно и аплодируют! А тот старик показывает пальцем и опять кричит ему. Белая кепка съехала набок, красный шарф выбился из-под пальто, а на губах уже вскипает пена. Ему вторила женщина с биноклем на шее и тоже тыкала пальцем в сторону «стакана» Белого дома. Из толпы вдруг вырвался парень в камуфляже, ловко вскочил на броню.
— А ну, салага, кыш! — крикнул он и дернул Кирилла за комбинезон. — Я тебе покажу, как надо стрелять!
Кирилл молча отпихнул его, однако парень схватил за руку, рванул на себя:
— Ну, выскочил! Живо! Я афганец, понял?
В локтевом суставе хрустнуло. Кирилл выхватил пистолет и стал бить стволом по его рукам. Парень чуть не опрокинулся с брони, глаза налились кровью. Он намеревался сделать новый бросок к башне, однако толпу прорезал ОМОН со щитами. Афганца сдернули на землю и словно резиновую куклу стали утюжить дубинками. Он вертелся под ними, что-то орал и совершенно не боялся ударов, даже не уклонялся от них и не вздрагивал. По лицу его уже текла кровь, а он все показывал на танк Кирилла и что-то говорил как безумный.
— Внимание командирам экипажей! — забился в ушах сверчок. — При приближении посторонних лиц к машинам открывать огонь на поражение! Механикам-водителям закрыть люки! Возможны попытки нападения и захвата машин!
ОМОН отрезал болельщиков от танков, отогнал на тротуар.
К четырнадцати часам у Кирилла кончился боезапас. Слегка гудела голова и поташнивало от порохового дыма: вентиляция отказала напрочь, хотя прапорщик что-то там откручивал и ковырял отверткой. Вдруг стало все безразлично и неинтересно. Он думал, что вместе с боезапасом кончилась и стрельба, но откуда-то на большой скорости примчались грузовики и поступила команда снарядить машины. Кирилл соскочил на землю. Асфальт показался ему мягким, как микропористая резина. Солдаты встали в цепочку, и по ней потекли желтые, влажно-масляные снаряды. Хотелось пить и странно, совсем неуместно — есть. И тут из рядов болельщиков, несмотря на ОМОН, вывернулась пожилая женщина в берете. Она на ходу, как волшебница, извлекла из пакета пластмассовую бутыль «Фанты» и с нею, как с флагом, пошла к Кириллу. Щиты перед нею раздвинулись; в эту брешь устремилась еще одна, совсем молоденькая, в кожаной короткой юбке, с бумажным пакетом в руках. Кирилл чуть ли не выхватил «Фанту» у пожилой, сорвал крышку и стал пить, выдавливая струю из бутылки. А поилица любовалась им и приговаривала: