— Попробуй убери! — вдруг озлился Седой. — Разве что вызвать ОМОН…
— Но женщин-то обязательно!
— Тем более женщин! Это же русские женщины, Леша, — он резко мотнул головой. — Знаешь, что говорят? Если мы уйдем — вас, мужчин, всех тут вырежут. А с нами — не тронут…
— Все равно надо выводить! — заволновался Ерашов. — Я попробую убедить. Где радиорубка?
— Стой! — Седой схватил за рукав. — Ничего не добьешься. Тебе скажут, ты трус и предатель. И паникер!.. Понимаешь, Леша, я не могу еще понять, кого вел за собой. Что это за люди? Сейчас только начинаю соображать… Они какие-то святые! Знаешь, ведь я видел и фанатиков, и смертников в Афгане… А эти какие-то… наивные, что ли? Умные, опытные и наивные. Или романтики?.. Они и сейчас думают, что зверь проявит благородство, надеются на его разум! И в кровавый конец не верят!.. Две недели за колючей проволокой, под автоматами, под прессом… И еще не прозрели!
— А ты-то сам? Давно ли прозрел? — в упор спросил Алексей. — А близко был, мог бы раньше… И не сидели бы в осаде. Разве ты не надеялся на разум? На твоих глазах из России колонию делали, ты же все надеялся…
— Но сейчас в Москву входят войска! Дворцовые дивизии пошли!
— Что, и Кантемировская? — быстро спросил Алексей.
— Танки у Кремля… Утром и сюда подойдут.
— У меня же брат!.. Там мой брат! Из отпуска отозвали…
— Я помню, Леша, — тихо проговорил Седой. — Сам выбивал распределение… Потому ты и должен уйти. Символ слишком дурной.
Алексей ощутил, как дрогнули сначала пальцы, затем враз вспотевшие ладони. Он тут же стиснул кулаки, сказал трезво:
— Нет, Кирилл не пойдет! Не может пойти.
Однако и сам не поверил в сказанное. Зачем отозвали из отпуска? Зачем собирают молодняк?.. А чтобы было кому исполнять приказы. Лейтенанты пойдут в огонь и в воду…
— Уходи, — тихо попросил Седой. — Если даже его нет, ты все равно станешь думать…
— Нельзя мне уходить, Саша, — проговорил Ерашов. — Тем более нельзя… А эту хлопушку возьми. Она теперь ни к чему… Я бы с наемниками подрался…
— И наемники будут, и профессионалы, — успокоил Седой. — И даже лавочники с железными прутьями. Всех хотят кровью измазать…
Алексей подал ему автомат:
— Мне теперь и уходить нельзя, и стрелять… Ну возьми! Думаешь, одному тебе хочется пустить пулю в лоб? Возьми от греха!
Седой взял, взвесил в руке.
— И ты такой, как все…
— Дай мне мегафон, — попросил Ерашов.
— Зачем тебе мегафон? — Седой вновь начинал злиться. — Ты-то афганец, офицер!.. Не майся дурью!
— Митинговать буду завтра, Саша, — признался Алексей. — Ни разу в жизни не ходил на митинги. И речей не говорил…
— Какие речи?! Кто слушать станет!.. Все, речи отговорили. Завтра на другом языке заговорим…
— К брату пойду.
— А если его там нет?
— Все равно, — упрямо сказал Алексей. — Буду звать. Кто-нибудь услышит.
— Это безумие! — Седой мотнул головой. — Тебя сразу убьют. Ты же видел зверей!
— Рука не поднимется… Не дашь мегафон, пойду так.
— Я тебя понял! — тихо проговорил Седой. — Красиво умереть хочешь? На площади? На публике?.. Напрасно, Ерашов. Никого твоя смерть не остановит. Никто не содрогнется!