Я считаю:

– Один… два… три…

Она толкает. Я тяну. Пол скрипит. Ветер завывает.

Статуя не сдвигается вообще.

Все мое тело напрягается, пока я собираю все оставшиеся у меня силы и решимость. Больной бок пронзает боль, но я не обращаю на нее внимания. Мои бедные ленты кажутся такими же хрупкими, как крылья бабочки, а спина разваливается, мышцы напрягаются.

– Ну же… давай…

Я либо потеряю сознание, либо переверну этого урода. Других вариантов нет. Я задерживаю дыхание и просто продолжаю тянуть, тянуть, не собираясь останавливаться, не собираясь мириться с проигрышем.

Должно получиться. Должно.

Слышу, как Рисса раздосадованно сопит, мое тело покрывается потом. На меня налетает головокружение, как кружащая над головой птица.

Мы вкладываем все имеющиеся у нас силы. А если остановимся, то больше не сможем начать заново. Это так. Я знаю, Рисса знает, даже холодный ветер это знает.

Но наклонить капитана так и не удается.

Глаза застилают слезы, сводит живот. Мы не сможем. Я не смогу.

Скоропалительное решение убить этого урода, наверное, тоже стоило мне жизни.

Осознание этого парализует. Все напрасно, у меня ни за что не получится. От страха перед полным провалом плечи опускаются. Неудача толкает меня вниз, сгибает, склоняет под тяжестью того, что должно произойти.

Рычу от усилия и с такой силой сжимаю зубы, что волнуюсь, как бы они не сломались. Тело дрожит, голова кружится, перед глазами летают мушки, но я продолжаю тянуть. А в ответ лишь раздается звук рвущейся простыни да угрожающий скрип половиц.

У меня из горла вырывается всхлип. Рисса сдавленно хрипит от боли. Простыня продолжает рваться, и от меня ускользает последняя надежда.

А потом, каким-то божественным чудом, мои ленты начинают сиять.

Свет неяркий, как нежный солнечный луч, попавший на дно пруда, но я его вижу. Точно такое же свечение шелковистого тепла разбудило меня в карете после нападения.

Я охаю, когда четыре шелковистые ленты словно оживают от нового прилива сил, о которых я даже не подозревала. Полоски вытягиваются, отпускают простыню и оборачиваются вокруг туловища капитана, обхватив его с лязгом металла.

Они тянут с такой силой, что я вскрикиваю от боли, ощущая, как будто вот-вот сломается позвоночник.

Но от такой огромной силы капитан Фейн начинает накреняться. И этого легкого движения хватает, чтобы нам удалось его перевернуть.

Рисса изумленно кричит и падает вперед, когда статуя наклоняется к открытому окну. Его голени с грохотом ударяются об оконную раму, но притяжение держит в своих тисках и пока не отпускает.

Ленты в тот же миг расплетаются, и капитан падает как огромное срубленное дерево. Во время падения его кружит, и я наклоняюсь, видя, как он приземляется на землю с развевающимися вокруг шеи простынями.

Он с силой ударяется о землю, и снег разлетается в стороны, как будто в воду нырнуло тело.

Оторопев, мы с Риссой молча смотрим вниз и вдруг понимаем, что и правда сумели это сделать.

Я быстро оглядываюсь по сторонам, но, к счастью, за нами нет других пиратских кораблей, а рассвет еще слишком мягкий, и равнина слабо озарена светом.