Она вскрикивает от удивления, когда ее ставят на колени, но звук приглушен, потому что Фейн прижимает ее лицо к матрацу.

Сердце начинает учащенно биться, а Рисса пытается прийти в себя, встретиться с ним на поле боя и изменить ход событий. Она поворачивает голову, прижимается щекой к подушке, прогнув спину, пока шарящие по ее телу руки сжимают и шлепают обнаженный зад.

– О, капитан, мне нравятся мужчины, которые умеют брать инициативу в свои руки, – восхищенно говорит она хриплым тоном.

– Тихо! – гаркает он.

Не потрудившись снять тунику, он сдергивает ремень и расстегивает кожаные штаны, спустив их до колен. А потом без предупреждения грубо входит в Риссу.

Вцепившись кулаком в ее волосы, он быстро входит и выходит из нее, как отбойный молоток. Рисса отчего-то не вздрагивает и не юлит. Наоборот, ей удается прогнуть спину, притворяться, двигаться ему навстречу. Она поднимает голову с подушки и упирается руками в матрас, продолжая играть свою роль.

Но когда она издает стон, чтобы его умаслить, капитан Фейн кривит рот, а его глаза вспыхивают. Он дергает ее за волосы, а потом отпускает, вместо этого зажав рот рукой, чтобы заглушить стоны. И тут становится очевидно, что он не заинтересован в том, чтобы она получала удовольствие, даже притворяясь.

Фейн проводит рукой по ее телу, обхватывает пальцами подбородок. Когда у Риссы вырывается сдавленный вздох, он еще сильнее сжимает ей рот.

– Я сказал: тихо, твою мать! – рявкает он, не замедляя движений.

Я стою у двери столбом, прижавшись к ней спиной, как будто прилипла к дереву, ленты корчатся, пытаясь высвободиться из бесконечных узлов.

Пока за окном тьма отступает, здесь она как будто нарастает. Капитан жестко берет Риссу, отчего все кажется грязным и жестоким. С Мидасом, даже в извечном приступе ревности, это действо никогда не вынуждало меня съежиться, я никогда не чувствовала обиду за наложниц.

Но сейчас мне больно за Риссу.

Очарованный, оценивающий взгляд капитана Фейна исчез. Он стискивает зубы и дергает волосатым телом, а Риссе остается только смиренно терпеть и молчать. Но Фейн пытается заставить ее оступиться, вырвать у нее звуки, чтобы сделать еще больнее.

Каждый раз, когда с ее губ срывается какой-нибудь звук, даже просто судорожный вдох, он двигается грубее, быстрее, злее. Наконец Рисса смотрит на меня голубыми глазами, в которых стоят слезы от жестокости этого акта.

Да, она наложница, но наложница царя. О Мидасе многое можно сказать, но он никогда не был жесток. Он не насилует своих наложниц. Использует ради своего удовольствия, конечно, но насилие не доставляет ему радости.

От ее исказившегося от боли, залитого слезами лица мне и самой хочется плакать. Я больше не могу праздно стоять тут и просто смотреть.

– Капитан… – говорю я и делаю шаг вперед. – Ей больно.

Он бросает на меня через плечо злобный взгляд, его светлые волосы свисают на уши жирными паклями.

– Да, и ты следующая, шлюха.

Страх камнем оседает в животе. Катится и царапает все вокруг себя, раздирая до крови. Но когда капитан входит в Риссу с такой силой, что девушка ударяется головой о спинку кровати, я, с удивлением для себя самой, делаю вперед еще два шага и снова произношу: