Почувствовав силу соперника, юноша стал предельно осторожен, в атаку не лез, и доктор, любивший игру обоюдоострую, злился, подбирая ключи к искусно выстроенным редутам на королевском фланге.

Страждущий Глазьев обратился к Рухнову. Тот и генерала вполуха слушал, и за партией издалека наблюдал.

— Французской водочки не желаете? — шепотом поинтересовался он.

— Французской? Можно…

— Расстроены? — осведомился, разливая по рюмкам, Глазьев.

— Что? Нет, просто задумался!

— Откинул полог, заглядываю, — продолжал генерал — А там девица! Очень недурная, должен сказать. Сидит, что-то шьет, трубку курит.

— Да что вы говорите? — снова деланно изумился Николай.

— Моя индейская жена тоже курила, — вспомнил этнограф.

— Я зашел и сел. Она тут же предложила мне свою трубку. Я отказываться не стал, затянулся, а сам поближе придвинулся. Спрашиваю: «Как звать-то тебя?» Что ответила, сразу забыл. Имена такие, записывать надо. Я следующий вопрос: «А лет тебе сколько?»

— Вот чудеса, калмычка по-французски понимает! — не унимался адъютант.

— А моя жена не понимала. Может, курила слишком много? — огорчился этнограф.

— Я по-русски спрашивал, — пояснил генерал и окликнул вернувшегося в «трофейную» князя: — Василий Васильевич! Как здоровье матушки?

— Спасибо, лучше! — У Северского явно поднялось настроение, он довольно улыбался. — Уже прощения у Кати просит!

— У какой Кати? — изумился генерал.

— Как и всех сумасшедших, мою матушку посещает призрак.

— Такое часто бывает! — подтвердил Веригин.

— Родительница вбила себе в голову, что виновна в смерти моей племянницы, той, что из окна выпрыгнула. И когда видит ее призрак, просит у него прощения!

— Не дай, как говорится, Бог сойти с ума, — расстроился Веригин.

— А у меня и для вас хорошая новость! — перевел разговор Северский. — Никодим в лесу вепря видел! Загоним?

— Отличная мысль! — вскочил Веригин.

— Охота будет славная! Ну, мне пора! — улыбнулся князь. — Спокойной ночи, господа!

— Так сколько лет было вашей степной Цирцее? — напомнил генералу Терлецкий, предлагая продолжить прерванный рассказ.

— Ах да! Подумала немного и отвечает: «Десять и девять», а сама улыбается мне ласково-ласково. Лица у них и так широкие, а в улыбке рот прямо до ушей. Я еще ближе придвинулся. Она, не вставая с места, сушеной кобылятинки подала, мол, угощайтесь, чем калмыцкий Бог послал. Такая соленая, ужас, но для приличия стал жевать. Тоже улыбаюсь и дистанцию сокращаю до минимума. Спрашиваю: «Запить-то есть чем?» Она в ответ: «Чая». Ну, чая так чая. А в моем рту уже можно селедок солить! «Наливай поскорей», — говорю. А посередине той кибитки костерок горит, и на нем котел.

— Удивительно! — не преминул встрять адъютант. — А дым-то куда уходит?

— Отверстие вверху кибитки проделано. Калмычка моя подошла к котлу, налила в чашечку и подала с поклоном. А сама предо мной села. Я решил: время тянуть более нельзя, хлебну, утолю жажду — и в атаку, другую жажду утолять. Делаю глоток и…

Генерал выдержал паузу.

— И выбегаю из той кибитки. Чай калмыки варят с бараньим жиром, опять же с солью, но это я только потом узнал. Вкус омерзительный! Когда глотнул, думал, сразу умру. Ну, само собой, плотское желание испарилось. Приказал гнать подальше от той кибитки. До сих пор, как вспомню, хочется выпить.