— Не божился я! — резко встал со стула купец. — Я рассказать, как на духу хотел, но вы моей Василисе вольную не дали.

— А чегой-то я вольную должна была давать? — возмутилась Анна Михайловна.

— Александр Васильевич обещал. Подарок мне на свадьбу.

— Я его обещания выполнять не обязана. Скажи спасибо, что выкупить разрешила.

— Потому кукиш с маслом и получили, а не драгоценности. Я хотел у вас денег одолжить, мечтал винную торговлю начать, а вы Василису выкупать заставили. Выкопал сам, продал, а деньги пустил в дело.

Ни капли раскаяния не было в голосе Пантелея. Анна Михайловна побагровела.

— Ожерелье я Камбреме продал, он на годовщину свадьбы подарок жене искал. А сережки себе оставил. Больно они Василисе, покойнице, нравились. Пригласит купчих, напялит и хвастается: муж из Парижу привез. Те дуры ахали. Как она померла, я смотреть на сережки не мог. Плакал, Василисушку вспоминал, потому в Париже и сдал ювелиру. Так они к д'Ариньи этому и попали.

— Все, раскольник, — радостно потер руки Киросиров. — За такое прямиком на каторгу пойдешь.

— Простите, господа, — вскочил с места Роос. — Я что-то, видимо, пропустил. Думаю, проблема в переводе… — Этнограф покосился на Лидочку. — Кто князя-то убил?

— Да, Павсикакий! — поддержала Анна Михайловна. — Ну-ка, проясни! Васька с Настей опоили Елизавету Петровну, а кто их самих отравил?

— Шулявский! — ни секунды не раздумывая, ответил Киросиров. — У него Илья Андреевич скляночку из-под яда нашел.

— А самого Шулявского? — не отставала от него Северская.

— Как кто? Тучин! А Савелия прикончил Никодим, — закончил Киросиров. — Он же и на Пантелея покушался!

— Допустим! — сказала Анна Михайловна. — А бриллианты где?

— Думаю, вместе с домом сгорели. Не успел точно выяснить. Мне мешали сильно, — стал оправдываться Киросиров. — Все, кому не лень, лезли в расследование: Рухнов. Угаров, Тоннер…

Хотел и Терлецкого упомянуть, но, взглянув в недобро улыбавшиеся глаза Федора Максимовича, передумал.

— Раз не знаешь, сядь! И помолчи, — оборвала Анна Михайловна. — Этих господ и послушаем. Княгиню они спасли, может, и про убийцу знают, и про бриллианты. Михаил Ильич! Вам слово! Да вы сидите!

— Подозреваю Митю… — начал Рухнов.

— Понятно, — не дослушала Северская. — Внук все рассказал, дураку ясно, это не он. Давайте вы, непоседливый отрок.

— Я — Елизавету Петровну… — Денису также договорить не дали.

— Значит, тоже ни черта не знаете! Перейдем к доктору. Только на вас и надежда! Знаете, кто убийца?

Тоннер привстал, медленно потер ладони, посмотрел на Терлецкого. Тот развел руками, мол, сам понимаешь, никаких доказательств за разговор не прибавилось. Убийца ведет себя осторожно, ни жестом себя не выдал, ни фразой! Но Тоннер так не считал. Появилась тоненькая ниточка. Как бы потянуть да не оборвать?

— Знаю! — решился Тоннер. — Знал еще вечером, сегодняшние события только укрепили мои подозрения.

— Что же раньше молчали? — воскликнула Суховская.

— Доказательств не было, одни умозаключения. С них пока и начну. Отравление князя и княгини — именно они, не Настя, были целью убийцы, — заранее не планировалось.