Никодим, на ходу перезарядив ружье, спрыгнул к нему.
Михаил Ильич катался по земле. Мелькнула мысль прикинуться, будто сознание потерял, и попытаться время выиграть, но боль жгла так, что несчастный не мог не кричать.
Никодим опустил тяжелый сапог на спину жертвы.
— Вексель где?
— Не знаю! — прохрипел Рухнов. Боль стала невыносимой. Михаил Ильич хотел схватить Никодима за ногу, но только пошевелился, как в простреленном плече будто артиллерийский снаряд разорвался, а в глазах ярко сверкнул фейерверк. Удара под ребра Рухнов даже не почувствовал.
— Не знаешь? Кончай, сука, дурака валять! — Никодим пнул ногой в раненное плечо.
— А-а-а! — закричал Рухнов и перевернулся на живот.
Егерь наставил ружье в лицо.
— Про иное не пытаю! Некогда! А вексель Мите нужен! Так что выбирай! Говоришь, где вексель, получаешь пулю в сердце. Молчишь — в живот. Боль такая будет, что умолять будешь пристрелить, все тайны сам расскажешь. Ну?
Рухнов представил обещанное мучение.
— Княгиня за картину спрятала, в спальне!
— Не врешь? — Ружье нацелилось в живот. Никодим пошевелил пальцем спусковой крючок, внимательно глядя на Михаила Ильича. От потери крови лицо несчастного и так было бледным, а тут просто позеленело.
— Святой истинный крест! — прошептал Рухнов.
Ружье медленно стало описывать полукруг обратно к его лбу. Михаил Ильич закрыл глаза, губы зашептали молитву. В голове промелькнула последняя мысль: «Сначала, как и в первый раз, услышу выстрел, потом на мгновение испытаю боль, потом, наконец, умру…»
Денис оттащил княгиню к продуху. Дышать становилось все тяжелее, а надежды на спасение таяли с каждой секундой. Угаров перебрал все, даже самые фантастические варианты. Например, поджечь бочки у одной из стен. Вдруг взорвутся, и пролом получится? А вдруг нет?
Хорошо княгине — спит, она даже не поймет, что умирает. А ему предстоят мучения.
Прошел час или нет? Наверное, прошел! Помощи ждать бесполезно! Денис вспомнил про бутылку с сонным зельем. После недолгих поисков она нашлась. Отрава оказалась приятной на вкус, а может, Денис просто хотел пить.
Потом несколько минут перед ним кружили, словно птицы, маменька с Варей. Они протягивали то ли руки, то ли крылья, умоляя улететь с ними. Но по телу разлилась такая слабость, что Денис не мог шевельнуть ни единым членом. Только улыбался в ответ. На прощание мама с Варей тоже улыбнулись, а потом исчезли. Как и весь окружающий мир.
Выстрел, хоть Рухнов и ждал его, все равно прозвучал неожиданно.
«Вот и конец», — подумал Михаил Ильич.
Боли не было. Рухнов обрадовался: смерть наступила незаметно, а теперь, видно, душа его отлетает. Он приоткрыл глаза. Перед ним простиралось небо. Облака с царственной неспешностью плыли, то и дело, заслоняя солнце; стая диких гусей безмятежно летела на юг.
— Вот черт! — прозвучал где-то рядом голос Никодима, и звенящую тишину разорвал следующий выстрел. Михаил Ильич приподнялся на здоровой руке и огляделся. Видимо, он был жив, в отличие от кабана Ваньки и чагравого мерина Султана, падавших в это мгновение на землю.
Когда Никодим приставил к голове Михаила Ильича ружье, Ванька учуял приближавшихся лошадей и бросился им навстречу. Никодим невольно проводил взглядом кабана, потому и замешкался с выстрелом. А в следующую секунду он увидел мчавшегося во весь опор прямо на него Данилу верхом на чагравом мерине. Не раздумывая, Никодим разрядил ружье, но попал в Султана. Тот на всем скаку споткнулся, и Данила вылетел через голову из седла.