Я посмотрела в зеркало, заднее сиденье было пусто. Это принесло мне некоторое облегчение, но потом я…»

На этом месте письмо обрывалось, ожидающе мигал курсор, как раз в конце последнего незаконченного предложения. Казалось, что он подмигивает ей, призывая продолжить, и неожиданно Джесси вспомнила стихотворение из прекрасной книжечки Кеннет Патчен. Книга называлась «Но даже если и так», в стихотворении были такие строчки: «Иди, дитя мое, если бы мы собрались навредить тебе, неужели ты думаешь, что мы прятались бы в самой темной части леса?»

«Отличный вопрос», — подумала Джесси и перевела взгляд с экрана монитора на лицо Мэгги Лендис — она была ей многим обязана, — но если она заметит, что маленькая домработница читает написанное на экране, Мэгги направится вниз на Форест-авеню с расчетом в кармане раньше, чем можно будет успеть сказать: «Добрая Руфь, конечно, ты удивлена получить от меня весточку после всех этих лет забвения»..

Но Мэгги не смотрела на экран, она смотрела на великолепный пейзаж за окном. Все так же сияло солнце, и так же падал снег.

— Дьявол бьет свою жену, — заметила Мэгги.

— Что-что? — улыбаясь, переспросила Джесси.

— Так говорила моя мать, когда солнце появлялось раньше, чем прекращался снегопад. — Мэгги выглядела несколько смущенной, она протянула руку за пустым стаканом. — Но я не могу сказать, что это значит.

Джесси кивнула. Смущение на лице Мэгги Лендис переросло в нечто еще — нечто, что показалось Джесси беспокойством. Сначала она даже не поняла, в чем причина, но потом догадалась — это было настолько очевидно, что даже не сразу пришло ей в голову. Дело было в улыбке. Мэгги не привыкла видеть Джесси улыбающейся. Джесси хотела убедить Мэгги, что все нормально, что улыбка вовсе не означает, что она сейчас соскочит со стула и вцепится Мэгги в горло.

Вместо этого она сказала:

— Мне мама говорила, что солнце не светит в ту же самую собачью конуру каждый день, но я тоже не знаю, что бы это могло значить.

Домработница не смотрела на экран, но все равно весь ее вид говорил: «Пора отложить свои игрушки в сторону, миссис».

— После таблеток вас будет клонить в сон, если вам сейчас не подкрепиться. У меня есть сэндвичи для вас и бульон.

Бульон и сэндвичи — детская еда, ленч, съедаемый вами после того, как с самого утра вы прокатались на салазках; еда, съедаемая, когда, мороз все еще полыхает на ваших щеках. Звучит великолепно, но…

— Я не хочу, Мэгги.

Мэгги нахмурила брови, кончики ее губ опустились. Именно это выражение Джесси частенько видела на лице своей домработницы, когда та только начала работать у нее. Тогда ей нужно было большее количество обезболивающих таблеток, так как боль была настолько сильной, что Джесси чуть не плакала. Однако Мэгги никогда не поддавалась ее слезам. Джесси считала, что именно поэтому она и наняла маленькую ирландку — она сразу же поняла, что Мэгги не даст ей спуску. Мэган была твердым орешком, когда было нужно… но теперь Мэгги не удастся настоять на своем.

— Тебе необходимо поесть, Джесси. Ты и так похожа на чучело. — Теперь на глаза ей попалась пепельница, наполненная окурками. — Тебе нужно бросить это дерьмо тоже.