И разгорается спор, в котором госпожа Романова не уступает, потому что речь идет о жизни дорогого ей человека. Ведь вы так поступите?
– Конечно, – подтвердила я.
– А как насчет певца Бананова? – прищурился Энтин.
– Ни разу о нем не слышала, – удивилась я.
– Я выдумал эту фамилию, – объяснил Константин Львович. – Предположим, вы в машине слушаете его песни. И кто-то вам говорит, что парень постоянно поет про танки. Вы в курсе – это неверно, Бананов голосит про цветы, о чем вы и сообщаете собеседнику. Тот же размахивает руками, кричит: «Глупая ты! Я все творчество Бананова наизусть выучил! Я прав! Я всегда точно знаю!» Ваша реакция на такое заявление?
Я свернула в переулок.
– Кивну, скажу: «Извини, наверное, я перепутала» – и прекращу разговор. Какая мне разница? Если собеседнику до смерти хочется победить в споре, то пожалуйста. В такой ерунде я всегда уступлю. А вот в рабочих вопросах, если я пойму, что Константин Львович не прав, вежливо скажу ему об этом и буду отстаивать свою точку зрения. Может, у Моисея и правда был комплекс неполноценности? Его очень будировало чужое мнение. Не припомню человека, с которым бы Зильберкранц искренне согласился. Порой Моисей произносил: «Ну, ладно, вы правы». Но лицо его при этом принимало такое выражение, что становилось понятно – профессор не стал спорить с оппонентом по каким-то своим никому не ведомым причинам, он согласился с собеседником, но сам в его правоту ни на грош не верит. Мы приехали.
Я притормозила около минивэна с надписью «Экспертиза», вышла из машины, и ко мне быстро подошел полицейский в форме.
– Уберите тачку, – буркнул он.
– У меня ее нет, – парировала я, – езжу на автомобиле.
– Отгоните машину, – начал сердиться парень.
– Здесь нет знака, запрещающего стоянку или остановку, – возразила я.
– Сказано, уезжай, значит, выполняй, – разозлился юноша.
Из подъезда вышло несколько хмурых мужчин. Впереди всех шел полковник Филиппов, давний друг Макса.
– Вадик, – обрадовалась я. – Где Вульф?
Филиппов помахал мне рукой и приблизился к машине, парень в форме исчез с такое скоростью, что могло показаться, будто он провалился сквозь землю.
Глава девятнадцатая
– Макс в квартире. Как дела? – спросил Филиппов, подходя ко мне.
– Не особенно хорошо, если учесть, что произошло с Моисеем Абрамовичем, – вздохнула я. – Знакомься, Константин Львович Энтин, наш психолог.
– Рад встрече, – кивнул друг Макса. – Энтин? Лев Константинович, случайно, не ваш отец?
Мой спутник улыбнулся.
– Именно так.
Вадик расплылся в улыбке.
– Могучий человек был!
– Почему «был»? – удивился Константин. – Таким и остался. Недавно новую книгу выпустил.
Филиппов изумился:
– Он жив?
Я незаметно толкнула полковника в бок. Отличный вопрос! Не каждый такой задаст. Константин Львович сохранил невозмутимый вид.
– Отец в рабочем состоянии, читает лекции, пишет учебники, ведет семинары, берет аспирантов. Я с трудом упросил его нанять шофера.
– Офигеть! – по-детски отреагировал Вадик. – Когда я у него учился, он был уже немолодой.
Энтин сделал шаг в сторону.
– Для студентов профессор всегда старик. К тому же у Льва Константиновича густая борода, она визуально его старит. Отцу недавно исполнилось сто четыре года.