Из травы вынырнула кроличья голова. Секунда нерешительности – и вот кролик уже удирает, вспугнув пару шотландских куропаток, прятавшихся в вереске. Они поднялись и полетели низко над пустошью, издавая стрекочущие крики-предупреждения: гобэк-гобэк-гобэк[29]. И снова воцарилась тишина, все было неподвижно, и только утреннее солнце лоскутами падало на землю, освещая коричневый горизонт на многие мили вокруг.

Если взглянуть на карту, можно увидеть, насколько в глубь пустоши забрались люди. Небольшие фермерские хутора, подобные Эндландс, разбросаны по краям, но проведите пальцем немного дальше, и покажется, что все названия были даны местам с расстояния: Белая пустошь, Кряж Серого камня, Черная трясина. В самом сердце этого пустого пространства можно увидеть множество безымянных озер, болот, холмов. Фермеры никогда не заходили за край овечьих пастбищ, простирающихся почти на милю от того места, где мы стояли наверху, на тропе, ведущей из долины к Стене.

Трудно сказать, когда ее возвели. Камень, использованный при ее сооружении, был тот же самый булыжник, что во множестве валяется на берегах реки и усеивает ее дно. Очевидно, что его принесли из долины. Давно забыты те, кто тащил камни наверх по Фиенсдейльскому ущелью, но каменные стенки в пустошах стояли веками и служили преградой, разделявшей овец и диких животных, бедняков и богачей, хозяев и арендаторов и, может быть, в какой-то момент пастухов и Дьявола.

От стены остались только заросшие травой руины, за исключением небольшого участка у подножия Седла Пострельщика[30], который перестроил Джим незадолго до смерти. Я вспоминаю, что он работал на совесть и без спешки: сначала разобрал стену до самого фундамента, орудуя кайлом и ломом, и разложил по порядку камни верхнего ряда кладки, облицовочные плиты, насыпку, перевязочные камни и фундаментные блоки, так что потом он мог вновь возвести стену, не создавая беспорядка и обходясь без излишнего перемещения камней.

Мне всегда хотелось понять, как Джиму удавалось выбрать нужные камни. Меня изумляло, как его руки помнили очертания того камня, который он уже положил, и находить парный всего лишь путем нескольких прикосновений. Иногда ему для этого было достаточно одного взгляда. Он работал механически, но никогда не торопился, наклоняясь, выпрямляясь, прилаживая и снова наклоняясь, уже зная, который из камней подойдет.

У меня сложилось впечатление, что Джим не возражал против присутствия других людей, если только его не втягивали в разговор, что полностью устраивало и меня тоже. Отец перекидывался с ним парой фраз, но обычно ограничивался изложением какого-то факта или похвалой его, Джима, работе. Все это, как правило, не требовало ответа. Он и не отвечал. За него говорило глухое постукиванье камней. Когда мы прощались, уходя вместе с собаками на ферму, он бросал на нас быстрый взгляд и возвращался к работе: наклонялся, выпрямлялся, прилаживал.

Трудно представить, что он всегда был таким. Анжела – не та женщина, чтобы выйти замуж за тихоню, да и такой человек не прижился бы в Эндландс. Мне всегда казалось, что раньше он был другим, но никто никогда не рассказывал мне о нем подробно, чтобы я мог судить, так это или нет. Возможно, все забыли, каким он был раньше. Да и в любом случае, что толку размышлять о давно ушедшем, когда вокруг столько работы. Думаю, они сочли, что честнее будет оставить его в покое, и пусть делает то, что ему нравится. Ухаживает за скотом, возводит свои стены.