Но Гринхоллоу навсегда остался бы моим домом. Я ведь знал бы там все деревья и голоса всех птиц. В корнях деревьев на берегу я бы вырыл себе нору и маслянистыми испражнениями провел бы границу своей территории, чтобы не приближались соперники. Лежа в норе, я бы услышал топот человеческих шагов, прежде чем они появятся со своими сетями. Именно так я сумел спрятаться под покровом ветвей плакучей ивы, задолго до того как, продираясь сквозь лесную поросль, к берегу вышел Ленни Штурзакер.

Я увидел, как он выдрал с корнем папоротники и ударил палкой по дереву, после чего расстегнул джинсы и выпустил желтую струю в реку. Покончив с этим, он сел на берег, свесил ноги вниз и закурил, держа сигарету, как его родитель, зажав ее между большим и указательным пальцами. Вот он закашлялся, фыркнул и сделал еще несколько коротких затяжек, после чего плюнул в ладонь и затушил окурок, чтобы хватило еще на один раз. Несколько минут он, обхватив колени руками, смотрел на реку, а затем лег в траву. Он не шевелился, и когда я увидел, что стрекозы и жужжащие вокруг него осы перестали шарахаться, я понял, что он спит.

Я по-прежнему смотрел на Ленни, когда вдруг уловил какое-то движение на другом берегу реки. Послышался треск веток, и от деревьев как будто отделился какой-то кусоклеса. Это был молодой олень-пятилеток. Спустившись к берегу, он принялся пить.

Олень поднял голову, и речная вода потекла вниз, намочив волоски на челюсти. Он увидел меня, и я подумал, что сейчас он рванется и разбудит Ленни, но когда я снова взглянул на него, мне показалось, что это вовсе не олень. Манера мотать головой и бить копытом по грязи обнаруживала, что олень был не тем, за кого себя выдавал. Старик рассказывал мне, что именно так проявляет себя Окаянный.

«Смотри, когда животное хочет выдать себя за животное, Джонни-паренек, вот это, скорее всего, и будет Окаянный. Не всегда у него получается все делать правильно. Поэтому-то он и любит прятаться в стаде среди овец. Так никто ничего не заметит».

Дьявол уставился на меня, и я отвел глаза с тем же чувством, какое охватывало меня, когда Ленни замечал меня на другом конце школьного двора и начинал пробираться между другими детьми в мою сторону, прикидывая, каким еще более изощренным оскорблениям подвергнуть меня или изобретая способ побольнее ударить, чтобы учитель при этом ничего не заметил. Но Дьявол как будто не собирался причинять мне вред. Он был больше похож на одного из тех одиноких ребят, какие поступали время от времени в школу. Всеми отвергаемые, они рано или поздно подруливали ко мне, вроде как я был родственной душой. Прилипнет такой как банный лист, и потом никак от него не отвяжешься.

Дьявол смотрел на меня, и в моей голове начал крутиться, наподобие мельничного колеса, один и тот же вопрос: люблю ли я интересные истории? Люблю ли я интересные истории?

«Да», – ответил я.

Хочу ли я услышать новую историю? И хочу ли я, чтобы эта история произошла у меня на глазах? Не в книжке, а прямо здесь, в лесу.

«Да», – ответил я.

Я мог бы, если бы захотел, увидеть, как здесь умрет мальчик. Этот мальчик спит сейчас среди листьев белокопытника. Его смерти нельзя воспрепятствовать. И ничему нельзя. Все идет своим чередом, и все, что мы видим, это разные истории. Но я должен держать это в тайне, как те трюки, что показали мне рыбки.