В ту ночь… я не спала. Я чувствовала, что Лоренцо родится, и ворочалась в кровати, думая о том, что вот-вот произойдет. Я переживала за Нери, боялась, что его поймают и убьют, боялась за малыша…

И подумать не могла, что тоже окажусь втянутой в эту историю.

Около полуночи тишину разорвал раскат грома. Я села в постели, мокрая от пота, сердце стучало так быстро, что мне стало дурно. Мне показалось, что молния попала в дерево. Вскоре — хотя, может, прошло гораздо больше времени, чем мне думалось, — повернулось колесо подкидышей.

Роза показала на гипсокартонную стену, за которой, как я помнила, дежурила послушница, забиравшая подкинутых в монастырь младенцев. Стену возвели недавно, пару лет назад.

— Я, как новенькая, спала здесь и отвечала за детей, которых оставляли ночью. Колесо повернулось, и я забрала младенца, завернутого в белое одеяльце, которое я узнала по краям: точно так же был обметан платок, подаренный мне Эвтерпой несколько лет назад. Я подбежала к окну со спящим младенцем на руках и сделала то, что строго-настрого запрещалось: выглянула на улицу, чтобы увидеть мать.

По занесенной снегом дорожке уходила женщина в черном. Это была Бьянка. Она сотрясалась от рыданий, а на руках уносила тебя, Урания.

Нери не успел прибыть вовремя и унести Лоренцо, а может, его схватили. Я не знала, что произошло. Мне оставалось только прижимать к себе младенца, оберегать его и мучиться от неизвестности: что произошло или происходит с человеком, которого я люблю?

Мучилась я недолго. Не прошло десяти минут, как с черного входа очень тихо постучали. К счастью, чувства у меня были обострены до предела, только я услышала стук. В тишине глубокой ночи, когда остальные сестры прекратили молиться и отошли ко сну, я открыла дверь. Передо мной стояли Нери и Эвтерпа.

Он протянул руки, и я передала ему ребенка.

— Как вы его назовете? — спросила я шепотом. Нельзя было использовать имя, которое выбрала семья Флавиани. Слишком опасно.

— Вальтер, — шепотом ответил Нери.

Мы с Эвтерпой не смотрели друг на друга, но я не сомневалась, что в душе мы обе оплакивали выбор такого… немецкого имени. Увы, имя было современным и типичным для севера Италии: оно подойдет Лоренцо и если придется пересекать границу, и чтобы добраться до места, где его спрячут. Нужно было подумать о его будущем.

Я спросила, как Бьянке удалось сбежать из дома и почему младенца не передали из рук в руки военному.

— Она выпросила разрешения покормить малыша грудью в первую ночь, — ответила Эвтерпа. До меня дошло, что моя самая близкая подруга собирается попрощаться со всем, к чему привыкла. — Затем она выскользнула из дома, пока остальные пытались потушить пожар. Понимаешь, молния…

— Слышала!

Я решила не спрашивать, сохранилось ли что-то от их красивого, несчастного дома, пострадал ли кто-то от удара молнии. Времени не оставалось.

— Мы проследили за ней. Но боюсь, что он тоже… — добавила Эвтерпа, стуча зубами.

Больше мы ничего не успели произнести. Мне бы хотелось узнать, как им удалось добраться до монастыря незамеченными; стояла ночь, но удар молнии наверняка разбудил всю округу, а вдруг кто-то предупредил Поллини? Вероятно, фашисты всё еще следят за городом. Каким-то образом и Нери, и Бьянка, и ее дочери проявили недюжинную ловкость и не попались им. Я задалась вопросом, что мне сказать Бьянке, если она когда-нибудь придет забрать Лоренцо, но отмахнулась от этой мысли.